Младший Барановский был богатый и оборотистый. Настоящий. Старший со своей доброй Кейлой – бедный, больше похожий на русских: добрый и без царя в голове. Младший, пока старший с Малкой и детьми хоронил жену, успел за полную цену продать ресторан поляку и даже получить целиком свои деньги. Сейчас он ехал в пустой телеге с женой и молился, а Барановский-старший ехал в нагруженной домашним скарбом телеге с детьми и Малкой, точнее, не ехал, а шёл, потому что в телеге для него не было места. Младший с головой укрылся талесом, молился, и на кордонах и рогатках его принимали за бедного, а у старшего перетряхивали все мешки и клуни.
Но старший не жаловался, за младшим он был как за каменной стеной и мог жить не как еврей, а как русский, как поляк, как цыган, особо не задумываясь, что почём и чем заниматься завтра. С этими вопросами засыпал младший Барановский со своей Ривкой, а просыпался с Ривкой и уже с готовыми ответами. Всем хозяйством Барановских, тем более сейчас, ведал младший и, конечно, бездетная Ривка, и Малка понимала, зачем она нужна этой стерве. Но Малка тоже была не дура, поэтому она крепко держалась за ручку чемодана со свадебным нарядом и при этом боялась ненароком задавить пеструшку. На самом деле в чемодане был не свадебный наряд, его не купишь, его шьют дома под молитву, при свечах, в чемодане были наряды, купленные на деньги русского офицера, и одному богу известно, когда этот наряд ей может пригодиться. Когда угодно и где угодно, только не на панели, о чём, как догадывалась Малка, тайно мечтала Ривка, поскольку евреев гнали в никуда.
Сейчас они ещё только подъезжали к городу Лида.
После двух месяцев жизни с русским офицером Малка понимала, что самое ценное, чем она владела, – это её красота и содержимое чемодана. Подтверждением тому были восхищённые взгляды русских солдат и германских военнопленных, когда она, чтобы передохнуть, снимала платок и распускала уставшие волосы.
Между собой почти не говорили, даже когда останавливались на обед или ужин и когда спали на горячей земле под одной телегой. Могли спать каждый под своей, но младший Барановский и его жена ложились так, что все остальные лежали вокруг них, чтобы никто чужой не мог подобраться. Малка приглядывалась. Младший Барановский при проверках выворачивал пустые карманы, а Ривка неловко шевелила задом. Малке всё стало понятно.
Малка тряслась на телеге, а германские военнопленные и их русские конвоиры без винтовок, но с огромными дубинами понуро плелись или сидели вдоль дороги рядом с дымными кострами. И те и другие часто голые, никого не стесняясь, давили вшей. Для них обоз беженцев и эвакуируемых был серой человеческой массой, голодной, больной, пыльной и тоже вшивой.