«ИСААК ГУДКИНД СТАНОВИТСЯ БАРОМ МИЦВОЙ. МАЛЕНЬКИЙ ВУНДЕРКИНД ЗАВОЕВАЛ ПЯТЬ ЗОЛОТЫХ МЕДАЛЕЙ».
Никогда не забуду того ужаса, в который меня поверг этот заголовок. Все остальное я помню смутно: у меня на этот счет полная амнезия. А жаль: эта была жемчужина журналистского искусства. С возрастом я стал большим докой по части того, что вытворяют репортеры, в том числе, когда они пишут о судебных процессах по обвинению в распространении порнографии, и я научился не обращать внимания на газетные репортажи. Но в тот день я впервые столкнулся с тем, что делает из человека печатное слово, и это таки был удар в солнечное сплетение. Мама и репортер, словно сговорившись, не оставили от меня камня на камне. Когда я, абзац за абзацем, читал статью, у меня было такое ощущение, будто мне вспарывают живот заржавленной ножовкой.
Прежде всего, на протяжении всей статьи, я был Исаак; лишь один раз я был назван Исаак Дэвид. В первом абзаце я был назван выдающимся гением из Таунсенда Гарриса — школы для особо одаренных детей, — где меня уже удостоили пяти золотых медалей: за успехи в английском языке и литературе, за актерские способности, за достижения в журналистике, за идеальное физическое развитие и за победы в боксе. Сквозь мою амнезию всплывает все-таки в памяти одна фраза: «Молодой Исаак будет петь в течение всей службы, и ему будут подпевать кантор Левинсон и хор из двенадцати человек». Упоминался в статье и Белостокский магид, который был превращен, кажется, в Белохвостого магната или что-то в этом роде.
Уверяю вас, это был-таки репортаж! Молодой Исаак был в нем потомком древнего рода знаменитых раввинов по женской линии, а его отец был большим воротилой прачечного дела в Бронксе, а также старостой Мюнстерской синагоги, для которой молодой Исаак некогда заложил краеугольный камень, а также председателем родительского комитета еврейской школы и бронксовской секции Всемирной сионистской организации, и так далее, и тому подобное. Насчет кишки Ли, правда, несколько преувеличила, но в конце репортажа — в последнем абзаце — сообщалось-таки, что мать Исаака приготовила по этому торжественному случаю традиционное религиозное блюдо под названием «пушка» — в сорок футов длиной; это была, уверяла газета, самая большая «пушка», когда-либо приготовленная в Бронксе. И в качестве последнего взрыва творческой точности репортер сообщал, что рецепт этой «пушки» дал маме Белохвостый магнат.
Когда я, прочтя статью, в ужасе поднял глаза на маму, она сидела счастливая, вся светясь от гордости, устремив радостный взгляд на своего ненаглядного Исаака — выдающегося гения из Таунсенда Гарриса.