Итак, вперед — вниз с холма: в исчезнувшем Минске детских лет моего отца, в еврейском мире Восточной Европы, уничтоженном как Карфаген; вперед — вниз с холма, на глыбе льда, — вперед, так, что ветер свистит в ушах, по сверкающему снегу русской зимы, — вперед, мимо солдатских казарм, мимо синагоги, прямо к реке, прямо к широкой черной полынье, вырубленной мужиками во льду.
Дядя Хайман, передаю слово тебе.
«Я не пытаюсь стать писателем. Нижеследующие заметки — это не автобиография…
Когда я открываю книгу своих воспоминаний, я нахожу там несколько страниц, рассказывающих о событиях, основополагающих в истории нашей семьи. Одно такое событие оставило неизгладимый след. Оно вспоминается мне так ясно, как будто все это произошло вчера. Но произошло это семьдесят лет тому назад…
В кладовых нашего мозга есть неизгладимые происшествия или события, которые дремлют там, пока…»
Таким образом дядя Хайман несколько раз прерывает сам себя и начинает рассказ сначала. Наконец ему удается продолжить свое повествование на оборотной стороне листов, вырванных один за другим из календаря. Как видно, вдохновение снизошло на него в тот момент, когда у него под рукой не было никакой другой бумаги, может быть, это было поздно ночью. Я живо представляю себе, как он сидит в халате за столом на маленькой кухне своей квартирки в Майами и корявым почерком пишет на оборотах листов календаря.
Одно примечание: дядя Хайман пишет для читателя, которому известно, что в шабес — то есть с вечера пятницы до вечера субботы — благочестивые евреи не работают, не зажигают и не гасят огня и не делают никаких других повседневных дел. Это — предпосылка всей истории.
«31 июля 1968 года. Наконец-то я взялся написать то, что мне хотелось написать уже много-много лет. Это моя вторая попытка. Первую я сделал лет пятнадцать тому назад, а то и раньше. Но, написав кое-что, я не стал продолжать и уничтожил написанное. Я подумал: кому это в наши дни интересно? В этом столь быстро меняющемся мире жизненные истории давно умерших людей, их обычаи, их условия существования, их вера, наследие, которое они нам оставили, — все это ушло в небытие, не привлекши большого внимания, потому что это не имеет никакого практического значения в нашем «новом мире», который строится теперь на совершенно новых основах.
Однако в последнее время эти иллюзии существования «нового мира» стали лопаться как мыльные пузыри, и мы снова начинаем всматриваться в прошлое. И я начал надеяться, что когда-нибудь в нашей семье появится кто-то, кто захочет узнать, что за люди были его предки, как они повлияли на следующие поколения и чего они достигли. А потом мой племянник Дэвид сказал, что хорошо бы мне написать мемуары. И вот я сел их писать.