– Совсем? – спросил ошарашенный Зрячий, переходя на шепот.
– Нет. Оружие, броник, снарягу, всю экипировку, рюкзак долой. Сам оставь противогаз и нож. Обувь оставь себе. И вали отсюда. Ясно излагаю?
– Да… да, конечно.
Зрячий, как был, сидя, стал снимать все, что на нем было. Он страдальчески поморщился, понимая, что вмиг сейчас распрощается со всем своим неплохим скарбом, а с одним ножом и в футболке пойти прочь в ночь – это верная смерть. Но более скорая и неминуемая смерть – если не послушаться и не отдать все. Зрячий не считал себя Рэмбо или Джеки Чаном, чтобы броситься врукопашную на незнакомца явно сильнее его и вооруженного, поэтому смиренно выполнил указания. Очень хотелось надеяться на то, что он не зарежет его, Зрячего, прямо сейчас, когда все снято и отдано. Было жутко страшно, но никак не стыдно и не позорно. Стыд придет позже, а в эту минуту хотелось жить и исполнить все, что просит чужой.
– Знаешь, где твои?
– Да.
– Топай туда, к ним. И молчи, иначе засмеют. А насчет погони или преследования я не боюсь – ночь, зверье, аномалии и сам город не позволят вам и десятка шагов сделать. И еще. Если вернетесь из города на типа «свои» армейские базы – собирай манатки и вали из Зоны. Ты хороший стрелок и боец-следопыт, но второго шанса Зона тебе не даст. Понял?
– Да.
– Иди. И передай своим, что в соседнем с их ночлегом здании, в водонапорной башне, замурованы до полусотни скелетонов. Пусть не лезут туда. А то выпустят горе себе и всем на голову. Ясно?
– Да.
– Все. Чеши отсюда и не смей оглядываться.
– Да-да. Благодарствую.
Зрячий засуетился, сгорбившись побежал прочь, боясь обернуться и получить пулю. Он нырнул за угол корпуса и замер, прислушиваясь. Его не преследовали. Хорошо.
Анархист от озноба съежился и огляделся. Ночь полновластно вступила в свои права, накрыв и город, и Зону. Градусов семь-восемь, темень – хоть глаз выколи. Но зачастую все-таки улицы подсвечивались, обнажая футуристические картины разрухи и ужаса. Источники подсветки были разными: отблески кострищ, неизвестно кем поддерживаемых, но не людьми; мелкие очаги пожаров; аномалии; множество артефактов после Вспышки, дающих небольшие свечения.
Звуков море – тихих и приглушенных, далеких и близких, душераздирающих, резких и монотонных, громких и сильных. Но вся эта какофония резала по ушам так, что слабому хотелось сразу застрелиться.
Ночь в Туманске имела еще одно жуткое свойство – на любой посторонний, «не родной», не местный звук здесь сразу откликались другие, а затем привлекались их источники. Стоило отвисшей ставне окна от времени, ветра и ржавчины в петлях отпасть, брякнув о землю, как на этот звук и к этому месту начинали стекаться мутанты.