– Учёный не дремлет? – сузила глаза Лена.
Иннокентий улыбнулся просительно.
– Сделай мне подарок. На день рождения. Ты не против провести этот вечер в моём обществе? Я созвонился с Ромой, он заберёт Нюсю у няни и посидит с ней до твоего возвращения.
– Надеюсь, Фанта вовремя скушает Ромку, и никто не успеет пострадать. Сколько тебе… э-э-э… стукнуло?
– Шестьдесят три. Отличный возраст, чтобы на нём остановиться.
– Глупости говоришь! Гм. Поздравляю.
Лена встала, села, повозилась в кресле и снова встала. Бочком приблизившись к отцу, она чмокнула его в щёку. Тот поцеловал её в ответ, угостив запахом табака и мятных леденцов.
– Как ты смотришь на предложение перекусить? Внизу неплохой ресторан.
– Рестораны – отстой, – скривилась Лена. – Сейчас сгоняю к метро, куплю тортик, водки с соком…
Порывшись в ворохе журналов и книг возле дивана, Иннокентий протянул ей бархатную папку.
– Меню, – пояснил он. – Ужин принесут сюда.
Лена рассеянно пролистала страницы.
– Закажи чего-нибудь. Кроме свёклы.
Позвонив, Иннокентий перечислил в трубку много всего и принялся скручивать сигарету.
– Отличный способ сократить потребление никотина, – подмигнул он. – Лишний раз лень возиться.
– Смешно, я первый раз на твоём дне рождения, – выпалила Лена. Уши у неё всё ещё горели.
– Я тоже, – ответил Иннокентий.
– В каком смысле?
Иннокентий удовлетворённо затянулся, на улицу поплыли завитки дыма, распространяя не вонь жжёных тряпок, как Ленины сигареты, но густой аромат подвяленной осенней травы. Лена отметила про себя, что запахи кажутся приглушёнными, хотя ни малейших признаков насморка она не замечала. Кроме того, Лена жизнедеятельность соседей со всех сторон света и рёв города впервые в жизни не оглушали Лену, привыкшую существовать на грани головной боли. Звукоизоляция, конечно. С другой стороны, двери на лоджию открыты, внизу дорога… она просто редко бывала так высоко.
– Каждый год двадцать седьмого июля дедуля дарил мне шоколадного зайца, – рассказывал Иннокентий. – Когда дедуля умер, соседка отвела меня в милицию. Документов на меня не оказалось, сейчас невозможно установить, по какой причине: соседка их не нашла, их не было в принципе, или дедуля счёл нужным их уничтожить. Я называл его «дедулей», но он мог быть и другим родственником, а то и попросту добрым человеком. Фамилию с отчеством я получил в детдоме, там же врач определил примерный год моего рождения, зато день и месяц я назвал сам – двадцать седьмое июля.
– Ничего себе! – воскликнула Лена. – Всю жизнь живу с фамилией, и вдруг выясняется, что её выдумали какие-то детдомовские тётки! Погоди, почему детдом? Ты же был в крутом интернате для математически одарённых…