Откинувшись на спинку дивана, он смотрит на потолок.
Ему вспоминается, как однажды в детстве, в пять лет, он лежал с гепатитом в больнице. Один-одиношенек в многоместной палате инфекционного отделения. Родителей к нему не пускали, он видел их только в окно, с третьего этажа, раз в день, и ему было так грустно, так хотелось к маме, что он придумал себе занятие: двигать кровати. Итог – паховая грыжа и операционная. Круглая хирургическая лампа, глаза врачей над масками, сладкий газ, пробуждение после наркоза, швы, которые нужно мазать зеленкой – эти подробности сложены в той части его памяти, которая даже в старости не будет разрушена. Еще он помнил, как потом с гордым видом показывал свой шрам друзьям во дворе: он побывал в переделке, он мужчина, герой.
Он увидел паутину в углу комнаты, под потолком.
Еще одно воспоминание возникло где-то на заднем плане, тонкое, полупрозрачное, а уже в следующую секунду оно стало ярким, объемным, но совершенно не радостным.
Это было год назад. В тот вечер они повздорили из-за дня рождения Наташи Крыленко, а потом он увидел на кухне маленького серенького паучка, который быстро полз куда-то по своим паучьим делам. Он позавидовал тогда этому крошечному счастливцу. Не он ли сплел эту паутину? Сколько отпущено ему природой? Месяц? Год? Что для него целая жизнь, то для человека всего лишь маленький отрезок времени, который он не умеет ценить. Он не задумывается, что из этих отрезков складывается его собственная жизнь, которая – полная надежд и разочарований, радости, слез, любви, ненависти, неустанного самокопания и поисков истины, а по большей части – мелочной суеты, – в свою очередь всего лишь искорка, невидимая во Вселенной. «Вселенная – это Бог. Она идеально подходит для этой роли, ибо непознаваема». Надо будет позже подумать над этой мыслью, а пока прости меня, мой маленький членистоногий друг, но паутины в квартире быть не должно.
Он взял стул, поставил его в угол и забрался на него с газетой, свернутой в трубку. Несколько взмахов – и угол чист.
Он снова сел на диван.
Ты знаешь, что делать дальше. Ты вернешься туда, где тебя ждут, а с Олей поговоришь завтра. Пришло время резать по живому, без наркоза и жалости, чтобы оставить здесь прошлое, целых семь лет, первые из которых были красивы и чувственны, и двинуться в будущее.
Боже, как больно! Как много крови!
Иногда он жалеет, что не верит в Бога. В трудную минуту не к кому обратиться, не с кем поговорить, не у кого попросить помощи. Он может надеяться лишь на себя. Он не рассчитывает на вечное загробное счастье, мысль о котором поддерживала бы его здесь.