Она подошла к Крыленко и расцеловала ее в обе щеки. В это время ее муж, длинноволосый и бородатый, как и подобает художнику, вышел на авансцену. Он нес картину в раме.
– Наташа, это для спальни, – сказал он.
Он заинтриговал всех. Гости вытягивали шеи, чтобы увидеть картину.
Крыленко сияла. Она развернулась с картиной анфас к зрителям и с удовольствием отдалась их глазам.
Она позировала.
Она обожала внимание.
На картине был изображен горный пейзаж с водопадом. И не было бы в нем ничего примечательного, если бы не юноша и девушка, страстно прижавшиеся друг к другу в струях воды. Это уже интересней. Художник запечатлел девушку в выгодном ракурсе, со спины. Она прикрыла бедром достоинство милого друга. «Это мое, не для вас, а вы любуйтесь на мою попу».
– Спасибо, мои дорогие! Спасибо, Толечка! Это я? – Она показала на девушку.
Тот улыбался.
– Кто это со мной? Не помню такого.
Все засмеялись. Все, кроме Сергея Ивановича.
Через минуту сказали слово родители. Отец отчеканил речь по-военному коротко, а мать говорила долго, эмоционально, но без волнения. Она вообще не имела обыкновения тушеваться на публике, как и ее дочь.
После родительских поздравлений сделали паузу.
Затем тамада объявила бодро:
– Внимание! Слово предоставляется Алексею Орлову! Алексей Михайлович, прошу вас!
Сергей Иванович взглянул на Орлова. Он такой гладкий и приторный. Скорее всего, он укладывался в парикмахерской, с пенкой и лаком. Он здесь свой. Он человек потребления, обожающий лоск. А что у него внутри? Что за глянцем? Послушайте, как говорит! Как любит себя! Не для нее говорит – для себя. Отрепетировал перед зеркалом. Эффектно и гладко, но пусто. Скажи-ка лучше, друг сердечный, для чего ты живешь, не пустозвонь, а по-простому скажи. Чтобы производить впечатление? Чтобы тратить и зарабатывать? Может, ты прав. Если ты счастлив, кто упрекнет тебя в этом?
Оля болтает с Викой. Она часть этого праздника; пьет шампанское, расслабляется, в то время как ее гражданский супруг исподлобья смотрит на мир. Она хочет вернуть его к жизни, но он не выходит из образа.
– Тебе что-нибудь положить?
– Да. Овощного, пожалуйста.
– А греческого?
– И греческого.
– Как водочка?
– Горькая.
Его выбор напитка ее удивил, но спорить она не стала. «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало», – так она думала.
– А мне шампанского.
– И мне! – сказала Вика, протягивая бокал.
Какая она красивая! Как она улыбается! Эта улыбка – ему.
– Вам помочь? – Официант вырвал его из сладких грез.
– Спасибо, я сам. – Он сделал паузу. – Не возражаете?
Официант не возражал. Он удалился.