— Я тебя ждал. Час назад.
Отчаянно хочется сглотнуть. Только нечего: во рту пересохло напрочь.
— Сереженьку за тобой посылал.
А у Сереженьки, конечно, рта нет, телефона тоже, и номер мой он в свой блокнот с обложкой из крокодильей кожи никогда не записывал?
— Сказал, нет тебя на месте.
Всегда этому поражался. Знает же прекрасно, что у меня места работы как такового нет. Офиса, в смысле. И даже маломальского кабинетика. Единственное «мое» место — спальное, а на дворе у нас сейчас совсем не ночь.
— Афанасий Аристархович, мне по делам нужно было отлучиться.
— На кладбище ты был, Стасик. С покойниками дела ведешь, что ли?
Был бы тут Сереженька, заржал бы аки жеребец. Еще бы, их вельможное сиятельство изволили шутку пошутить! А мне без разницы, что улыбаться, что на колени падать, поэтому стою и молчу. Преданно глядя в тяжелый двойной подбородок.
— Ну не бойсь, не бойсь, не обижу. У меня с мертвыми свои терки, у тебя — свои. Это я уважаю.
Что-то Фаня сегодня на редкость благодушен. Не к добру, ой не к добру…
— С Гургеном уже познакомился?
С Пургеном-то? А как же. «Алиса — это пудинг. Пудинг — это Алиса».
— Да, меня представили Гургену Вазгеновичу.
— Представили, говоришь? Хорошо, что не преставили.
Новая шутка, но репертуар все тот же. И холодно стало, кажется, уже не только груди, а еще и спине.
— Дела ему передашь.
— Какие дела, Афанасий Аристархович?
— Свои, не мои же. Откуда я знаю, что там у тебя? Сам соображай.
Я-то уже сообразил. Почти. Только верить не хочется.
— Гурген Вазгенович будет заниматься домом?
— Имением, — поправили меня. Вроде бы бесстрастно, но или глюки у Стасика образовались на нервной почве, или Фаня раздулся больше обычного. От внезапно нахлынувшей важности.
— Я подготовлю бумаги, Афанасий Аристархович.
— А куда ж ты денешься? И смотри…
Еще одна угроза? Да мне и предыдущих хватает по горло.
— Можешь шибко не торопиться. Что я, зверь какой? Доделаешь все, как надо, и свободен.
— Я могу идти?
— Да иди уже. Только туда, где сегодня был… туда тебе пока рановато, я считаю. Уяснил?
Сглотнуть удалось только за дверью кабинета. И слюна оказалась горькой на вкус.
С «имением» Фаня если и перегибал палку, то на пару дюймов, не больше, потому что комплекс зданий, доставшийся ему в наследство от безвременно почивших соратников по совместному бизнесу, занимал целый квартал: между Косым каналом и Мойкой, от Михайловского переулка до Казарменного. Казармы, кстати, тоже имелись в наличии. Самые настоящие. Выстроенные некогда для личной гвардии, отделенные от генеральского дома глухой галереей, опоясывающей внутренний дворик. Вернее, дворище с остатками регулярного парка и широченной аллеей, подходящей прямо к парадному крыльцу. А вот уже от нее во все стороны лучами разбегались…