Я достал свою походную фляжку и мы пили «Чивас Регал» из пластикового стаканчика крышки, споря и обсуждая наши планы. Мы пытались угадать, в какой части судна были сложены пять ящиков, размышляя, как оно разбилось о риф; какая часть была затянута приливом в пролом, а какая свалилась с внешней стороны рифа в морскую пучину. Я сделал наброски дюжины возможностей и начал составлять список необходимого для экспедиции оборудования, к которому постоянно что-то приписывал, по мере того, как что-то новое приходило мне на ум, или что-то предлагалось Шерри.
Я совсем позабыл, что она должна быть отличной аквалангисткой, но она тут же в разговоре об этом напомнила. Я понимал, что она не будет праздной пассажиркой в моей экспедиции, и мои чувства к ней пополнились профессиональным уважением. Воодушевленное настроение смешалось с чувством товарищества, усиленное физическим тяготением нас обоих друг к другу.
На бледных щеках Шерри от волнения выступил румянец, и мы плечом к плечу, ползали на коленях по ковру. Она повернулась ко мне что-то сказать. Она смеялась, и в ее синих глазах плясали огоньки, всего в нескольких дюймах от моих.
И вдруг оказалось, что все золотые троны и легендарные алмазы должны дождаться своей очереди. Мы оба узнали это мгновение и, не стесняясь своих чувств, повернулись друг к другу. Нас охватила лихорадка нетерпения, и мы стали любовниками, не поднимаясь с пола, прямо на рисунках «Света Зари». Наверное, в отмеченной печальной звездой судьбе судна, это был самый счастливый момент.
Когда, наконец, я поднял ее и отнес в постель, где наши тела слились еще раз под мягким одеялом, я осознал, что все мои многочисленные предшествующие любовные упражнения были сущей ерундой. То, что я только что пережил, было выше простого удовлетворения плоти – это был праздник духа. Если это не было любовью, то нечто самое близкое к ней, из того, что мне было известно.
Мой голос звучал глухо и нетвердо, когда я попытался объяснить ей это. Она лежала тихо, прижавшись к моей груди и слушая слова, которые я ни разу не говорил никакой другой женщине. Она крепко сжала меня, когда я кончил говорить – это был недвусмысленный приказ продолжать. По-моему, я еще продолжал говорить, когда мы оба уже спали.
С высоты Сент-Мери напоминает причудливую рыбу из бездны океанских глубин – широкое, уродливое, с короткими плавниками тело, странный хвост и огромный рот, несоразмерный с остальным туловищем. Рот – это Грэнд-Харбор, порт и город, примостившиеся вдоль челюстей. Железные крыши вспыхивали подобно сигнальным огням среди зеленого полога растительности. Самолет описал над островом дугу, и взгляду пассажиров предстала панорама ослепительно белых пляжей и такого прозрачного моря, что каждая деталь рифа и глубин превращались при взгляде с такой высоты в огромное сюрреалистское полотно.