Он сел на стул. На подбородке его поблескивали остатки мороженого и мои соки. Мне стало так стыдно, что я даже покраснела. Это ведь ненормально, когда из тебя вытекает так много жидкости, да?
— Киска с мороженым — мой любимый десерт. — Взяв салфетку, Ной промокнул подбородок и губы.
Я потянула вниз рубашку, чтобы прикрыть себя и, по возможности, скрыть свой стыд, а потом ляпнула первое, что пришло в голову:
— Вишенку мою, между прочим, ты так и не сорвал.
Ной расхохотался, потирая руками свое прекрасное лицо, которое какую-то минуту назад прижималось к гнездышку у меня между ног. Я пришла сюда, чтобы подначивать его, но это было намного, намного лучше.
— Мы, кажется, завелись, а? — многозначительно спросил он. — Ну, — он пожал плечами, встав и подцепив пальцами резинку своих суперэротических трусов. — Если ты этого хочешь…
Отрезвление обрушилось на меня с силой лобового столкновения с грузовиком. Глаза мои широко открылись, ноги инстинктивно сжались.
— Нет! — воскликнула я, кажется, намного громче, чем было нужно. — Я… У меня еще болит…
Это была откровенная ложь. Я знала. Двойной агент Киска — тоже. И, что гораздо важнее, он тоже знал об этом.
— Неужели? Хм. Но я же могу тебя заставить, — произнес Ной тем хрипловатым голосом, от которого душа моя превращалась в маленькую липкую лужицу.
Он шагнул ко мне, поднял мой подбородок и мягко поцеловал. Потом еще раз и еще. Руки его двинулись по моим плечам, затем спустились по рукам и оплели талию, пока я боролась со своими шлюшьими бедрами, которые так и норовили открыться ему навстречу.
Ной поцелуями проложил дорожку по моей челюсти до чувствительного места под ухом.
— Чуть позже, не торопись, — прошептал он, взяв обеими руками мое лицо и укусив меня за нижнюю губу. — А пока можешь делать все, что тебе хочется.
С этими словами он ушел, оставив меня, оглушенную, в полупрозрачном эротическом тумане и одной его рубашке.
Ной
Я должен был уйти оттуда.
Ее вкус, ее запах были везде, а она сидела в одной чертовой рубашке и выглядела соблазнительно до умопомрачения. И в довершение всего предлагала себя.
Неужели она не понимала, как трудно мне было сдержаться, чтобы не засадить ей прямо там и в ту же минуту?
Меня сдерживала только мысль, что ей еще не совсем хорошо. Если бы я на это плюнул, навредил бы и ей и себе. Что, в свою очередь, означало, что мне пришлось бы ждать гораздо дольше, чтобы снова решиться на близость с ней. Попробовав ее раз, я бы уже не смог себя удержать и пялил бы ее снова и снова на каждой поверхности в доме. А дом у меня, как и мой дружище, совсем не маленький.