— Ой, как вы осунулись. Не лицо, а фига. Что, в доме нелады? Ну ничёго, миленькие бранятся — только тешатся.
От этих слов Феодосия чуть не вытошнило.
— Что, я чего-то не то сказал, неверно выразился, это у меня бывает, — спохватился задержанный.
— Ну, все, Виктор Васильевич. Хватит с вами цацкаться. Вы лишь программа, чужая запись. В нужные моменты из вас прочитывается тот или иной кусочек.
— А вы не программа? — по-простецки спросил дядя Витя.
— От меня нет вреда, — голос инспектора стал пронзительным, высокочастотным.
— Как же, мне от вас вред один, — рассудительно заметил дядя Витя. — А если из-за вас беда приключится для народа, то вы сами с собой что делать будете?
— Со мной этого случиться не может, — постановил Феодосий.
Внезапно шкаф раскрылся, и въехал робофициант-столик с яствами. Заиграла обеденная музыка, свет стал менее насыщенным.
— A-а, кушать люблю. Это единственное, что мне не изменит, — весело взвыл дядя Витя и прихватил со стола розетку с икрой. — Надеюсь, не акулья.
— Но я не звал робофицианта… Пошел вон, вон! — наорал Феодосий на «скатерть-самобранку».
Та неожиданно обиделась и вывалила яства на инспектора, после чего действительно уехала.
— Как же так? — Феодосий с наворачивающейся слезой смотрел на свой замаранный китель.
— Да вот так. Им тоже творить хочется. Сольцой посыпьте, начальник, меньше пятен будет, — наслаждался сценой дядя Витя. — Может, помочь, простирнуть чего?
Все еще твердым голосом Феодосий позвал робуборщика.
Тот появился. Но вместо того чтобы убирать, он принялся раскатываться по комнате, размазывая масло, соус и пюре.
— Подонок! — озверел Феодосий.
— Вы его, маленького, не ругайте, — заступился дядя Витя. — Он хотел как лучше. Вот новый бутерброд изобрел.
Робуборщик, однако, о своем долге не забыл. Выставил вперед режущую плоскость и стал срезать с пола размазанные продукты, правда, вместе с линолеумом.
Феодосий, как и полагается, прижал ладони к вискам.
— Вы только ума не лишайтесь, гражданин начальник. Еще скажут, что это все я, такой-сякой, подстроил. А я на большие дела пока не горазд. От меня только легкий сквозняк.
Инспектора тут осенило. Он сорвал со своего запястья БИ и забросил в дальний угол, потом подскочил к робуборщику и перевернул его вверх колесиками.
— Круто вы с ним, но совершенно справедливо, — одобрил дядя Витя! — Власть употребить, и точка, так с ними и надо, падлами. Что же, если электрический, то все можно?
Инспектор внутренне заметался:
«Эти устройства не способны к самоуправству. Значит, именно из меня вылетели коды безумных мыследействий. Пусть „К2“ помог, но сигналы — мои собственные. Если так, то по законам ССС я — преступен, и вещдок налицо. Я приличный человек, уважающий прогресс, и вдруг преступен. Может, таково течение болезни. Ну и что с того? Вор по болезни ворует, громила по болезни громит, но снисхождения к ним никакого. Единственное, что смягчит мою вину — это ссылки на инфекцию, на заражение. Я докажу следователю, что дядя Витя наводил на меня свои мыследействия, как на колебательный контур, что он, мерзавец, в резонанс меня ввергал».