– А что вы делали с собранной дождевой водой?
– Ее всегда было так мало, что хватало лишь собаке, лежащей под крыльцом.
– Давай когда-нибудь наберем дождевой воды, которая стекает с карниза, – с улыбкой предложил он.
– Когда-нибудь?
– Да… когда-нибудь.
– Когда-то, в один далекий день из нашего прошлого, мы с Дэном поставили под карниз тазик для дождевой воды. Дэн выливал полный тазик дождевой воды под кусты роз и под хурму. Весенний дождь оживлял то, что, казалось, уже погибло. Мы с Дэном слышали – весной растения дают сок. Мы хотели увидеть момент появления живительного сока, для этого прокалывали в древесной коре небольшие дырочки еще до наступления весны.
Кровь вдруг прилила к моему лицу, я пошла вперед и предложила:
– Давай поднимемся на башню.
Мен Сё за спиной удивленно окликнул меня слабым голосом:
– Юн! Что случилось?
«Почему это произошло именно с Дэном?» Я подавила горькие слова, их мне хотелось выкрикнуть во весь голос. Мог ли кто-нибудь ответить на вопрос, который я бесконечно себе задавала? Мы остановились у заграждения и взглянули на город. На лесной тропинке, по которой мы только что прошли, появились люди, направляющиеся к башне.
– Юн!
– Да?
– У меня есть идея.
Крепко держась за ограждение, я обернулась к нему.
– Давай останемся здесь, будем считать людей. – Он указал на другую сторону башни. – Давай досчитаем до десяти, потом до двадцати, тридцати и так далее, подбежим и обнимем этого человека.
– Обнимем?
– Да.
– Обнимем незнакомца?
– Да.
Я не могла понять и пристально смотрела на него.
– Ты опасаешься, что эти люди подумают, будто мы сошли с ума, правда? – Он словно прочитал мои мысли.
А я пыталась угадать, что происходит в его голове. Он хотел обнять компанию незнакомцев? Сначала меня удивило это неожиданное предложение, но потом я вдруг совершенно неосознанно ощутила – во мне закипает гнев. Если бы я так поступила, помогло бы это вернуть мне Дэна? Мне хотелось изо всех сил молотить Мен Сё кулаками в грудь. Вернуло бы это Дэна? Мне хотелось трясти деревья на горе Нак. Исцарапать лица всех этих улыбающихся людей. И, несмотря на весь свой горячий гнев, я дрожала от леденящего мою душу холода.
– С тобой все в порядке? – спросил Мен Сё.
Я кивнула и изо всех сил уперлась ногами в землю, чтобы унять дрожь.
После смерти мамы я вернулась домой и целый год жила вместе с отцом. Однажды у меня начался сильный жар, и мне становилось все хуже. Каждые полчаса моя кожа покрывалась красными пятнами, словно огненными цветами. Когда жар утихал, меня начинал бить ледяной озноб. Мне стало труднее справляться с накатывающим жаром, за ним следовал ужасный озноб. Я не могла открыть глаза, даже ногти казались мне неподъемными. Пот непрерывно струился по моему лбу, я то и дело проваливалась в беспамятство. Когда кожа на моих ладонях стала похожа на мясо вареных крабов, отец, невзирая на мои протесты, погрузил меня на багажник своего велосипеда и отвез в больницу. Жар и озноб по очереди сменяли друг друга, это продолжилось и в больнице. Мне не становилось лучше, теперь, когда накатывал жар, я вообще никого не узнавала. Мое тело превратилось в сплошной огненный сгусток, и я вся покрылась красной сыпью – пятнышками размером с просо. Мне кажется, это произошло на вторую ночь в больнице. Я металась в горячке, как вдруг почувствовала: кто-то коснулся моего лба. Эта ладонь была холодной и освежающей, как кусочек льда. Это может показаться неправдоподобным, но после этого прикосновения лихорадка, бушевавшая уже несколько дней, неожиданно отступила. Я пришла в себя и увидела, что отец спит в раскладном кресле. Утром я спросила, трогал ли он мой лоб посреди ночи. Он ответил, что нет. Я спросила об этом даже медсестру, возможно, та подходила ко мне. Но она тоже сказала, что не дотрагивалась до меня. Я не знала, кому могла принадлежать рука, коснувшаяся моего лба, но после этого ледяного прикосновения жар и озноб утихли. Как бы мне хотелось еще раз ощутить эту ласковую руку на своем лбу.