— Степан, если ты этого не знаешь, то запомни на всю жизнь: люди, которым нанесен ущерб, — самые опасные и безжалостные. Они могут убить кого угодно, лишь бы доказать что-то. Ты меня понял?
Кравцов, честно говоря, ничего не понял, но, чувствуя, что выяснять подробности не стоит, молча кивнул головой…
Стоя в прихожей и уже собираясь уходить, Кравцов вдруг решился сделать Лолите предложение, которое уже несколько дней обдумывал и смаковал:
— На выходные я лечу в Минск. Там на следующей неделе будут проходить некоторые консультации и переговоры… Словом, если хочешь, поехали со мной?
Девушка внимательно посмотрела ему в глаза, подошла ближе. Поцеловала в щеку, прижалась к нему и тихо ответила:
— Нет. Выходные мы с Макаром решили провести в Таллинне.
Она отстранилась от него, не выпуская из рук его плеч, и горячо прошептала:
— Степан, ты же знаешь, я сделаю все, что угодно… Только, пожалуйста, не нужно пока ничего менять, не нужно торопить…
Светлана Васильевна была исключительной хозяйкой. Кравцов даже не услышал, когда она успела встать. Проснувшись от настойчивого трезвона будильника в субботу без пятнадцати шесть, он жену с собой рядом уже не обнаружил.
Когда Степан Николаевич привел себя в порядок и выбрался на кухню, жена и, что удивительно, дочка уже вовсю там хозяйничали.
Кофе в кофеварке был горячий, на столе его ждали приготовленные Наташкой бутерброды, а Светлана при его появлении тут же взялась за яичницу с ветчиной.
— Доброе утро, женщины!
— Привет, папа!
— Доброе утро, Степа. Садись…
— Света, ну зачем такой завтрак? Ты же знаешь, мне утром нужна лишь чашка кофе да сигарета… — Кравцов с наигранным неудовольствием кивнул в сторону бутербродов.
— Степа, тебе лететь через два часа. Когда вас там, в Минске, покормят — одному Богу известно. Так что садить и не ворчи, тем более, что яичницу ты любишь… И не трогай сигареты, покуришь после еды!
Кравцов послушался и спрятал «Честерфильд» в карман…
В эту ночь он снова долго не спал, слушая, как тихо посапывает рядом жена и думая совсем о другой женщине — молодой и запретной. Женщине, в которую он влюбился, как мальчишка, — не только глупо и безнадежно, но и по-мальчишески горячо, страстно, до сумасшествия. Как только Кравцов оставался с собой наедине, как только ослабевала жесткая хватка парламентских дел, мысли его и душа вновь и вновь устремлялись к ней — к Лолите.
И этой ночью в голове важного государственного человека накануне важных государственных встреч и переговоров прокручивались не страницы бесконечно серьезных экспертиз и проектов договоров, а сами собой оживали минуты наисчастливейших любовных встреч, голос Лолиты, ее руки, ее тело.