Второй вслед за первым тоже отвесил низкий поклон.
– А чего ж вы руки-то им связали аль боитесь, что сбегут отсюда эти горе-вояки? – ответил князь беззлобно, глядя на своих удалых дружинников. – Режьте, режьте им путы, негоже им связанными быть. Уж думаю, с пира моего, да от всей дружины киевской, они не сбегут.
Отроки бросились резать стягивающие запястья ремни, которыми были связаны пленные.
– Ну? – в очередной раз усмехнулся князь. – Ты, что ли, Раду – княжич тиверский? Почто ж ты, княжич, бунтовать против меня вздумал да покориться не хотел, когда все земли ваши покорились, а ты, как заяц, от меня по лесам бегал. Дружиннички мои за зайцами гонять не привычны, им медведя да тура подавай аль вепря дикого.
Одобрительный рокот пронесся по рядам пирующего братства.
– Что же тогда твои дружиннички на меня да на людей моих на спящих-то набросились? Пусть бы кто из них со мной в честном бою сразился, глядишь, и не стоял бы я тут пред тобой, а в твоем воинстве несколькими героями бы и поменьше стало. Глядишь, и сейчас за столом этим ртов бы поубавилось.
Теперь дружина заревела возмущенно. Многие повыскакивали из-за столов, оскорбленные дерзкой речью тиверца.
– Дозволь только, княже, порвем на части этого пса брехастого! – раздавалось со всех сторон. – Негоже ему так с тобой разговаривать да дружину нашу позорить.
Но Олег в ответ на это только сдвинул брови и поднял вверх руку, требуя тишины. Толпа умолкла.
– То, что смел ты да отчаян, это похвально, но не во всем ты прав. Тот, кто смел, но глуп, тот воин никудышный. То, что спящим тебя повязали, победу добыли да жизни свои сберегли, то не хула воинам моим, а похвальба. Одной удалью войны не выиграть, тут смекалка да хитрость воинская не меньше храбрости нужны. Да и не в том ты положении, чтобы бахвалиться. Права дружина моя, я ведь могу сделать так, что смерть твоя не будет легкой. Не боишься перед смертью своей муки телесные принять?
– Не боюсь я пыток твоих да и воинов твоих тоже. Ни с хитростью их, ни со смекалкой. Хочешь, режь меня, хочешь, жги, все одно, не покорюсь тебе и ни под каким поводом служить тебе не буду.
– Вот же дурень упрямый. Не голова, а бочка пустая, – от досады князь аж стукнул кулаком по столу. – А вот смел, это да. Ничего не скажешь. Ну что, дружина, есть такие, кто потешить нас желает, а этого героя-молодца уму-разуму поучить?
– Дозволь мне, дозволь, – десятка два подвыпивших воинов поднялись с деревянных лавок, вызываясь добровольцами для княжьей потехи.
– Полно, полно, не все сразу, – со смехом прокричал Олег, снова поднимая руку, чтобы успокоить толпу и, обращаясь к Раду, продолжил. – Так вот тебе слово мое, коль побьешь воина моего в честном бою, тебя и людей твоих отпущу без выкупов, без каких-либо обязательств. А коль проиграешь, то всех вас смерти предам, принимаешь такие условия или нет?