Театр мистерий в Греции. Трагедия (Ливрага) - страница 52
Видимо, Гомер считал, что несчастья Атридов – результат действия не моральных законов, а человеческих страстей. Пример тому – Эгисф, в котором поэт видел не мстителя, а влюбленного, совращающего чужую жену. Эсхил, напротив, возводит истоки преступлений к Пелопсу и Танталу, предкам Атрея. Агамемнон был сыном Плисфена и внуком Атрея. Другие авторы оспаривают эту версию, считая Атридов детьми Плисфена, а Атрея – лишь их приемным отцом.
Танталовы муки
(из книги: Michel de Marolles, Tableaux du temple des Muses,1655)
Согласно же древним преданиям и самому Гомеру, отцом Агамемнона был Атрей, сын Пелопса, внук Тантала и правнук Зевса.
Легенда гласит, что Тантал устроил пиршество в честь богов и подал им под видом кушанья тело своего сына Пелопса. За это боги покарали его, навеки поместив в озеро, где он страдал от постоянной жажды и голода: как только он приближался губами к воде, вода тут же отступала, а когда он протягивал руку к плодам на ветвях деревьев, ветер отклонял ветви, и так бесконечно. Преступление Тантала повторил его внук Атрей, угостив своего брата Фиеста мясом его сыновей, братьев Эгисфа.
Сакральную антропофагию* не следует понимать буквально. Хотя время от времени нечто подобное и могло иметь место (и до сих пор у некоторых отсталых племен Африки существует каннибализм), чаще она упоминается в связи с Мистериями, где имеет метафизический смысл. И так продолжалось вплоть до христианской эпохи, ведь сам Иисус сказал в таинстве превращения хлеба и вина: «ядите; сие есть Тело Мое», «пейте, сие есть Кровь Моя».
4. Гомер не упоминает о принесении в жертву Ифигении*, а Эсхил считает его побудительной причиной преступления, которое таким образом превращается в акт божественного возмездия и даже в деяние любви.
5. У Эсхила Агамемнон гибнет не на пиру, где мы можем представить его с оружием в руках. Он застигнут врасплох во время купания, безоружным и беззащитным. Так подчеркивается вероломство и злой умысел преступника, беззаконие и предательство – все это должно было ужасать зрителя и вызывать негодование.
Современные критики согласны, что все эти изменения потребовались Эсхилу, чтобы усилить «трагический дух» легенды. И хотя мы полагаем, что в этом есть доля истины, мы не согласны с тем, что это вся истина, ведь нынешние исследования не учитывают педагогического и мистериального замысла Эсхила.
«Орестея» – единственная полностью сохранившаяся трилогия во всем греческом театре. Возможно, это было последнее творение Эсхила, поскольку его поставили в 458 году до нашей эры, за два года до смерти драматурга. И современники Эсхила, и многие нынешние исследователи считают «Орестею» самой совершенной и величественной из всех трагедий, рожденных человеческим духом на протяжении всей известной истории.