— Вы по какому вопросу? — осведомился Жаров, хотя уже и сам понял, что это и есть Зайцев, осужденный за убийство третьей жены Куроедова и недавно вышедший на свободу.
— Моя фамилия Зайцев, Петр Игнатьевич, — представился Зайцев. — Я пришел по повестке. Извините, гражданин следователь, но это большая ошибка.
Он достал из кармана паспорт, из паспорта — повестку и развернул ее.
— Нет тут никакой ошибки, Петр Игнатьевич, — сказал Жаров. — Вас вызвали и вы пришли.
Зайцев нервно дернул плечом.
— Да нет. Ошибка не в этом, — он направился к Жарову, размахивая повесткой.
— Стоять! — довольно мирно произнес Пилипенко. — Следователь — это я. А ты, значит, и есть означенный убийца Зайцев?
Тот округлил глаза:
— А что, если вы будете обращаться ко мне на вы, гражданин следователь?
— А я с убийцами всегда на ты. Вы ж для меня — свои люди.
— А я не убийца. Вот в чем и есть большая, трагическая ошибка.
Пилипенко потряс бумагами, которые держал в руках.
— Да? Ладно, будем пока на вы. На всякий случай. Так, говоришь, не убивал? Вы всегда так говорите. В смысле, я хотел сказать, вы, сударь, тогда, пять лет назад не убивали гражданочку Куроедову?
— Нет.
— Вашим кухонным ножом, любезнейший?
— Нет. Это сделал кто-то другой.
— В вашей собственной квартире, сердечный.
— Это была ошибка.
— Ошибка суда? Или ваша собственная, когда вы своим кухонным ножом… Не по назначению воспользовались?
Зайцев всплеснул руками.
— Я не убивал, честно! Но мне никто не поверил. Когда я пришел домой, она уже была мертвая.
Жаров сделал пригласительный жест:
— Да вы присаживайтесь. Расскажите все по порядку.
Зайцев так и сделал, правда, не совсем понял, откуда начинать свой рассказ:
— Мы с Натальей работали вместе. Я мастер на винзаводе, а она контролером в портвейновом цехе была. В общем, мы полюбили друг друга…
— Вы лучше нам про день убийства расскажите.
Глаза Зайцева остекленели, поскольку он углубился в далекое прошлое.
— Она должна была ко мне придти, как обычно, в четверг, — начал он глубоко повествовательно. — Она раньше по четвергам во вторую смену была, потом ее перевели, а муж не знал. Вот она ко мне и ходила. У нее ключ был. Она приходила на полчаса раньше и ждала меня. Вот, пришел я, как обычно, говорю с порога: «Здравствуй, моя бесценная!» А она на кровати лежит, и нож в груди.
— На котором были обнаружены ваши отпечатки пальцев, — сказал Пилипенко, листая бумаги на столе.
— Ну, конечно! — воскликнул Зайцев. — Это же был мой нож. Для хлеба. Я ничего не соображал. Хотел было вызвать милицию, но передумал. Испугался.
— Правильно испугался. Сразу бы и взяли.