Юна оказалась отличным гидом, но я был благодарен ей просто за присутствие. Я внимательно слушал ее объяснения, но не удержался от замечания, когда Юна назвала небо по аруански не боа, а баа.
Юна некоторое время сидела молча, надув по-детски пухлые губы.
— Каюсь, виноват, — я склонил голову и прижал руку к груди. — Должен был предупредить, что основательно готовился к встрече с Аруаной.
— Что же вы разыгрывали комедию?! Я тут, распинаюсь…
— Поймите, многое я представлял совершенно иначе, — неуклюже оправдывался я. — Например, это самое Еаль-Баа… Без вас я никогда не догадался бы, что это невзрачное деревце и есть Крыша Неба. Поверьте, я действительно узнал от вас много нового…
Юна вежливо улыбнулась, но поток ее красноречия больше не возобновлялся на протяжении всего полета…
… Летсаль встретил нас проливным дождем. Уровень воды на покрытии посадочной площадки доходил до щиколоток, и земная обувь совершенно не защищала от влаги. Окинув сочувственным взглядом мои туфли, Юна предложила идти босиком.
— Что ж, нам не привыкать! — Я сбросил обувь и, поднимая брызги, весело зашлепал босыми ступнями по зеленым полированным плитам.
Летсаль — небольшой поселок, застроенный одноэтажными домиками, утонул в зарослях турникона, растения напоминающего увеличенный во много раз папоротник. В центре поселка высились здания Культурного центра и Гостиницы.
— Жилье временное, — пояснила Юна. — Сейчас здесь трудно с этим: постоянно прибывают новые добровольцы. Большинство — до сих пор живут в Гостинице, но скоро закончат новый корпус, где будут все удобства. А пока — одна душевая на три номера…
В отведенной мне комнате не было ничего, кроме кровати, двух кресел и легкого стола из пластика.
Сложив вещи в гардеробной нише, я побрился и прилег отдохнуть.
Впервые после вылета из Центра я остался наедине с собой и мог спокойно обо всем подумать.
Новицкий, как всегда, был абсолютно прав. Он, конечно, все понимал и даже сочувствовал мне. Ведь и впрямь: кто еще, кроме меня, мог в данном случае воздействовать на Леруа и, в случае необходимости, принимать жесткие меры? Да, я — пацифист. Это действительно так. Но когда речь идет о выживании всего Человечества, — надо быть жестким и решительным. Как говаривал Широков, «добро должно быть с кулаками».
Действительно, можно ли жертвовать меньшим, ради сохранения большего? Можно ли пренебречь органом, ради выживания всего организма?.. «Не вопрос», ответит любой хирург, и, почти не задумываясь, ампутирует изувеченную гангреной конечность. Или пораженный злокачественной опухолью орган. И будет прав.