ехать себе и ехать, пока лбом не упрется в буфет. Упрется и станет как
вкопанный, потому что КОНЬ этот, хоть и послушный, но он очень глупый. Он
Бестолковый. Сам он не знает, куда надо ехать, а знает только Умный
наездник…
Ну и мало ли еще во что они будут играть с баламутом этим, Романом Юрьевичем!
И юлу, наверно, сломают — разобьют ее вдребезги, раскурочат. Да и саблю, конечно, не пощадят, изогнут ее так, что и в ножны она не влезет. А с
тюбетейкою — что ж, друзья! — с тюбетейкою дело такое, с тюбетейкою в сад
пойдут — собирать в нее вишни и абрикосы..
2
Ох и повезло же студентам Николая Львовича! Отпустил он их с лекции, шалопаев.
А они-то и рады-радешеньки, похватали свои чемоданчики, папки, сумочки и
портфельчики и бегом-кувырком кто куда. Николай Львович кричит им вдогонку: вы
ж смотрите, сукины дети, прочитайте про Древний Египет, как его покорял
Македонский, и какие там строили храмы, и каким божествам поклонялись; я
спрошу вас, такие-сякие, про жрецов хитроумных, египетских, и про всех
фараонов — бездельников, кто какую династию выплодил. А они, шутники-балагуры, говорят: не волнуйтесь, профессор, фараонов мы ваших изучим, им теперь никуда
не деться, день-другой подождут — не состарятся, а у нас и без них дел по
горло: зацвели, мол, каштаны в городе, и горят их цветы белым пламенем, точно
свечи зажгли в канделябрах, как же нам, дорогой профессор, не взглянуть на
такое чудо, до свидания, и будьте здоровы, и привет Рамоесу Второму.
Николай Львович на студентов не обижается — он сегодня, друзья, от радости сам
цветет, как каштан, понимаете ли. Дома ждет его Роман Юрьевич — и у них два
билета в театр! Там в двенадцать часов представление — сказка Андерсена
“Огниво”, про солдата и хитрую ведьму, про собак вот с такими глазами, про
любовь и, конечно, про золото — ого-го! полный ранец! не шутка ли? — привалило
же счастье солдату!
Ну да что толковать вам про сказку — Николай-то Львович торопится, вон бежит
он, портфельчик под мышкой, зонт складной торчит из кармана, плащ и шляпа в
газету завернуты. Эй, таксист, погоди-ка, голубчик… стой же! ять твою мать
коромыслом! что с того, что ногой голосует он — руки заняты, черт шалопутный
ты!.. как тебя, говоришь, Филимон? ну прости-извини, Филимон, и давай на
Кавказскую улицу… Вот мой дом, посигналь-ка, дружочек. Бип-бибип! — занавеска отдернулась, и в окошке, смотри, Филимон, там в окошке мелькает
рожица, вся смеется и скачет, как мячик, и кудряшки взлетают над нею… Кто он
есть, Филимон, разумеешь ли? Олух он или сам… царь небесный?.. Вот и я
говорю, Филимон ты мой, нам с тобой разуметь не дано.