– У нас была па’а заводов, – сообщил Стендиш, – но после сме’ти ее отца я их п’одал. Пропал ку’аж.
– В самом деле? – спросила мама, безуспешно пытаясь спрятать под рождественской шляпкой расширенные от любопытства глаза. Кажется, Стендиш находился в полной уверенности, что об отце Марси здесь знали все.
– Если найдется свободная минутка, заходи вечером в гости, Ма-а́си, – сказал старый Фарнхэм на прощание.
– Не получится. Мне надо возвращаться в Нью-Йорк, дядя Стендиш, – невесело улыбнулась та.
– А-а, маленькая занятая девчонка, – радостно завопил он, – и тебе не стыдно уди’ать от нас, как какой-то п’еступнице?
Он чмокнул ее и повернулся к нам:
– Следите, чтобы она ела. Сколько я помню маленькую Ма-а́си, она постоянно сидит на каких-то диетах. С Рождеством!
Тут его осенило:
– И – удачи тебе, Маа’си. Мы все гордимся тобой.
Из церкви домой нас привез отец. Поездка прошла в многозначительной тишине.
Мы сели за рождественский стол. Папа откупорил бутылку шампанского.
– За Марси, – сказала мама.
Мы подняли бокалы. Марси чуть пригубила. В нарушение собственных принципов я предложил следующий тост – во славу Иисуса.
За столом нас собралось шестеро. Все вышеназванные, плюс Джеф, мамин племянник из Вирджинии, и тетя Элен, незамужняя сестра моего деда. По-моему, тетя Элен застала расцвет эпохи динозавров. Хорошая компания – древняя глухая старуха и чудаковатый Джеф, который ест столько, как будто у него глисты завелись. Естественно, столь незамысловатый набор гостей никаких неожиданных поворотов в нашей светской беседе не подразумевал.
Все дружно похвалили потрясающую индейку.
– Все восторженные отзывы должны достаться Флоренс, не мне, – смутилась мама, – чтобы приготовить индейку, она встала в пять утра.
– Приправы просто фантастические, – произнесла Марси.
– Ну, это же устрицы из Ипсвича, – ответила мама.
Пир был в разгаре, и теперь мы с Джефом соревновались за звание обжоры дня.
К моему удивлению, на столе возникла вторая бутылка шампанского. Хотя я смутно догадывался, что первую мы прикончили вдвоем с отцом. Честно говоря, смутно я догадывался потому, что большую часть выпил именно я.
Затем последовал традиционный мясной пирог, потом мы отправились пить кофе в гостиную. И не заметили, как наступило три часа дня.
С возвращением в Нью-Йорк пришлось повременить, чтобы дать содержимому желудка утрамбоваться, а мозгам – проветриться.
– Марси, не хотите немного пройтись? – спросила мама.
– С удовольствием, миссис Барретт, – приняла предложение Марси.
Они вышли.
Остались мы с отцом.
– Я бы тоже не отказался проветриться, – сказал я.