– А что, в приемной телефоны работают?
– Прошу прощения? – изысканно осведомился охранник, добивая второй листочек. Скоропись у него даже в перчатках была завидная.
– Ну, вы сказали, что Гульшат Сабирзяновне соседи позвонили – а я так понял, тут вся электрика накрылась, в том числе телефония.
Охранник лихо добил страничку, поднял голову, пожал плечами и объяснил, осторожно закидывая ногу на ногу:
– Дело в том, что они раньше успели позвонить. А сейчас, по всей видимости, дозвониться уже не могут.
– Бедный кот, – сказал Соболев.
И тут дырявый хлыщ приподнял голову, пометался глазами по охраннику и рявкнул:
– Таксофон!
– Чего? – настороженно уточнил Соболев, готовый к тому, что хлыщ отвлечет их внимание да и бросится с очередным припасенным ятаганом наперевес.
Охранник, не исключено, испугался того же. Он встал, убирая писчие принадлежности в карман, и смерил хлыща длинным взглядом.
– Фраи-то по почте?.. – непонятно начал хлыщ.
Охранник шагнул к нему и коротко, но сильно ударил кулаком под ухо.
Хлыщ мотнул головой и со стуком уронил ее на стол.
Соболев тоже вскочил, не понимая.
– Сам ты таксофон, – сказал охранник с презрением, потирая костяшки. – Еще обзывается, гаденыш.
– Мужик, ты чего вообще? – спросил Соболев, не зная, что делать. Резкость и прозорливость собеседника пугала. Или это не прозорливость, а он с самого начала намеревался кулачками поработать, потому перчатки и надел?
– Я прошу прощения, – сказал охранник. – Не сдержался.
Она развернулся и пошел к выходу, стараясь не хромать. Что значит хорошая обувь – в ней и хромоножке легче.
Соболев туповато смотрел, как охранник подбирает и отряхивает брошенную, оказывается, у порога куртку – не форменную, кстати, лишь похожую. А его ботиночки с корявыми форменными берцами, как говорится, рядом не валялись. Зато с хлыщевскими валялись. Совсем рядом. А теперь вот хлыщ рядом валялся. В ботиночках.
Охранник на миг вскинул руку, то ли салютуя, то ли разминаясь, и вышел. Через секунду дверь слабо клацнула.
И в голове у Соболев клацнуло.
Он тряхнул хлыща за плечо – башка мотнулась, – открыл рот, отчаянно покосился на контрика, подхватил зачем-то пальто и бросился из зала. За дверь он выскочил, когда охранник уже готовился уйти за угол, к лестнице.
– So what `bout Frye? – крикнул Соболев.
Черная спина не дрогнула и не сменила угол наклона. Она просто скрылась.
Соболев рванул следом, охнул от вилочки под ложечкой и заковылял, нащупывая баланс между нестерпимой болью и нетерпимой медлительностью. Он выскочил на лестницу, когда черные плечи спустились на два пролета. Соболев запрыгал через ступеньки, не отвлекаясь на звуки сверху, где кипела самая жизнь. На последнем прыжке одной ступеньки не хватило. Зубы брязнули, а хребет верхушкой чуть не выломал затылок. Зато в пустой и темный коридор первого этажа Соболев вывалился вовремя. И успел заметить, как далеко впереди, перед входными турникетами, равняется с косяком дверь, ведущая в комнату охраны.