— На минутку. Не больше…
Вышли.
Сумерки были совсем густые. И на небе уже появились звезды. После комнатной духоты пахучий воздух казался особенно свежим и даже прохладным. В соседнем саду ходили солдаты. Кто-то грустно играл на гармонике.
Любаша и шофер Жора остановились под высокой грушей, темной, словно облитой дождем. Жора приоделся: новенькая гимнастерка, хромовые начищенные сапожки.
— Помечтаем у речки, — сказал он. — Луна-то какая!.. Знаешь, я из Карелии. У нас там озер больше, чем здесь, у вас, гор. Воздух сухой, здоровый… Война окончится, увезу тебя к нам. По субботам, в ночь, будем на рыбалку ездить. Зоревать. Кроме шуток! Пойдем помечтаем.
— Я уже намечталась. Ноги болят, я спать хочу…
— Хочешь, на руках понесу?
— Пройденный этап. Не произвел никакого впечатления…
— Железный ты человек!
— Каменный.
— От чистого сердца я!.. Кроме шуток…
— Устала. Хочу спать.
— В машине можно…
— В доме тоже.
— Тогда завтра?
— До завтра дожить надо.
— Глупости, доживем. Может, вам чего нужно? Может, чего подбросить?
— Картошки накопай, — сказала Любаша.
— Это запросто… Это сделаем… Так я на рассвете притащу, — обрадовался Жора.
— Слепой сказал: «Посмотрим», — усмехнулась Любаша и неторопливо, слегка покачивая бедрами, пошла к дому.
5
Легли в пристройке. Степка пытался заснуть, но не мог, потому что Нюра и Любаша разговаривали до полуночи.
Любаша сказала, что она в первый раз за два месяца ложится в постель, сняв платье. В Туапсе приходилось спать в халате или в сарафане, чтобы в случае тревоги успеть спрятаться в щель. Нюра спросила:
— Как ты думаешь, война скоро кончится?
— Этого никто не знает. Никто не знает, когда кончится война. Я так думаю…
— А Сталин? Сталин все знает, даже про нас с тобой знает, — горячо возразила Нюра.
— Нюра, ты училась в школе?
— Пять лет.
— Почему бросила?
— А ну ее… Нужна она мне! Не идут в мою голову науки. Не прививаются.
— Чем же ты занимаешься?
— Хозяйством у бабки заправляю. Вечерами на пляс в клуб хожу. Там патефон есть и гармошка. Только на гармошке теперь играть некому. Федора в армию забрали… Ух и хлопец был! Волосы черные, аж блестят, глаза — кинжалы, нос с горбинкой. Адыгеец!.. На прощание сказал мне: «Жди. Вернусь — сосватаю… Женой мне станешь».
— Ты с ним целовалась?
— На кой? Я еще ни с кем не целовалась, — гордо сказала Нюра.
— И ни один парень к тебе не приставал? — От удивления Любаша даже на локте приподнялась. Край одеяла сполз, оголив часть спины.
— Почему не приставал? — возразила Нюра. — Пойдет парень провожать. Наложит руку мне на плечо. А я ему враз: «А по какому это признаку?» Пусть только посмеет! Я бы ему рожу расцарапала, волосы повыдирала. Он бы у меня как подсолнух вылущенный маячил… Если драться, я парню и капли не уступлю. Танцевать приглашают, а у самих руки от страха потеют…