Единственная (Трифонова) - страница 165

Рекомендация в его билетике была удивительно точна: «Вам нужен кто-то, на кого можно опереться».

Она развернула свой. Тут была глупость: «Из-за склонности к мечтанию вы теряете в жизни хорошие возможности».

Вася, конечно, рассказал Светлане про обезьянку, и на обратном пути они снова подошли к ней. Надежда вдруг почувствовала волнение, принимая от обезьянки бумажку; Светлану, конечно же, совершенно не интересовало предсказание, она пыталась дотянуться до зверька, погладить его. Обезьянка ощеривалась. Мяка тихонько пробормотала: «Не божеское это дело колдовство».

«Когда люди не понимают, не следует со всеми сражаться».

«Бедная девочка, ей предстоит сражаться со всем миром».

Надежда снова дала деньги шарманщику, загадав на Иосифа.

— Надежда Сергеевна, уже пора, Светланочка не кормлена.

— Сейчас, сейчас, минуточку.

«Ваш символ — поднятый указательный палец».

Дети крепко держали ее за руки, болтали без умолку, она видела, как они счастливы ее мягкостью и неожиданным потаканием, как в сущности они одиноки, и нежно сжимала пухлую ручку Светланы и шершавую Васи.

У Светланочки развязался шнурок, она присела. Чтобы помочь и увидела в толпе лысую рыбью голову.

«Или Москва — маленький город, или меня охраняют. Какая глупость! Кому я нужна!»

Вечером занималась с детьми лепкой и приведением в порядок прошлогодних гербариев. Иосиф задерживался на совещании хозяйственников, где он собирался огласить новую экономическую программу, состоявшую в выполнении шести условий:

«Уже завтра газеты напишут о „шести условиях товарища Сталина“, жизнь продолжается, а Руфина теперь навсегда одна».

Пришла мамаша и стала намекать, чтобы ее с отцом пригласили в Сочи.

— Чем плохо в Зубалове? Теперь там есть даже своя баня, — попыталась отбиться, но Ольга Евгеньевна уже складывала губы в пучочек.

— Мама, мы так редко бываем вместе…

— Как будто там вы вместе, вся экипа по-прежнему возле него.

Когда мать сердилась, неожиданно вспоминала польские или немецкие слова. Вот и теперь «экипа» свидетельствовала, что дочь рискует: разговор может закончиться плохо.

— Хорошо, я поговорю с Иосифом, а теперь, извини, мне надо готовится к экзамену.

— Тебе всегда надо готовиться к экзамену, когда я прихожу.

Но это уже было привычное брюзжание.

Она заснула над учебником.

Ей снился зеленый дом в лесу. Массивная дверь и по две колонны с каждой стороны. Она с неимоверным трудом открывает дверь и входит в полутемный вестибюль. Из зала ведет коридор. Коридор очень узкий и с одной стороны — сплошные окна, но окна с очень толстыми стеклами, в гранях фасок дробится и вспыхивает свет бра. Она очень спешит, ей обязательно надо успеть. Входит в комнату и узнает столовую детства: знакомая темно-красная бархатная скатерть с аппликацией золотистой тесьмой, на ней ваза, но ей надо дальше. Снова комната — теперь большая, но горит единственная лампа на высокой ножке под абажуром с длинной бахромой. Углы тонут в полумраке, впереди — открытая дверь, там люди, они столпились вокруг чего-то.