— Главной проблемой, конечно, было бельё. Что-то типа конской збруи, застиранное, не годилось, не спасали мережки и кружева образца двенадцатого года. Ведь это действительно перешивалось рукодельницей Ольгой Евгеньевной из своего, уже изрядно ношеного. В последний момент прижимистая Маруся дрогнула и принесла нечто воздушное, с резиночками, украшенными бантиками, и ещё настоящий бюстгальтер с косточками.
Часики надела тоже заветные — Женин подарок. Обычно надевала их только в театр, в Академию стеснялась. Там среди сатиновых косовороток и мадеполамовых блузок сокурсников они выглядели бы вызывающе неуместно.
С часиками была связана смешная история. Приезжая в отпуск из Германии, щедрые Женя и Павел запасались подарками для всего огромного семейства. А так как большую часть этого семейства составляли женщины, Женя накупала немеряное количество всяких цепочек, кулонов, браслетиков, часиков. То есть именно те желанные побрякушки, которых в Москве днем с огнем было не сыскать. Но даже бижутерию полагалось провозить только для себя — то-есть на себе, и тогда Женя увешивала Кирку всей этой дребеденью. Гордая маленькая Кирка с цепочкой, кулоном и часиками всю дорогу чувствовала себя настоящей дамой, и каково же было её разочарование, когда по приезде в Москву всё это изымалось и раздавалось тете Марусе, или тете Наде, или тетям Марико и Сашико. Кирка по любимому выражению Иосифа стояла «в позе оскорбленной невинности», пока с неё снимали цепочки и бранзулетки, но — ни жалобы, ни слова протеста. Павел возмущался гадким обычаем, но в их семье последнее слово было за Женей.
Итак, Киркины часы показывали два, а обед — в три. И вот, что она сделает. Она зайдёт в ювелирную лавку на Главной улице и попросит вставить в кольцо новый камешек. Пускай поддельный. Главное — уничтожить память о той страшной ночи, о той страшной ссоре.
После неё на долгое время Иосиф стал другим: перестал материться и цедить слова. Снова вечерами она массировала ему искалеченную руку и ревматическую ногу, и снова он рассказывал ей о детстве. О том, как любил то место, где Кура сливается с Лиахвой и убегал туда думать о Боге.
— А ты веровал в Бога? — спросила она.
— Как писал Анатоль Франс «Верить в Бога и не верить — разница невелика. Ибо те, которые верят в Бога, не постигают Его». Поэтому Бог перекрёсток всех человеческих противоречий.
— Ты не ответил на мой вопрос. Ты ТОГДА веровал в Бога?
— Да, наверное… Я верил, что был такой человек — Иисус Христос. Во время поста молитву пели на коленях. Это была покаянная молитва об отпущении грехов. Очень красивая. Тогда мне казалось, что Бог рядом. А теперь я думаю, что когда человек стоит на коленях, это делает его смиренным и примиряет с происходящим. Очень хорошая поза, почаще ставь Ваську и увидишь — он станет шелковым.