— Глупости, нас никогда не ставили на колени, отец никогда бы этого не позволил. Но в то время ты написал стихотворение, в котором нет Бога.
— Неужели ты его помнишь?!
— Конечно.
— Тогда ты действительно — единственная.
Рядом с фиалкой — сестрой
Алая роза раскрылась
Лилия тоже проснулась
И ветерку поклонилась.
В небе высоко звенели
Жаворонка переливы.
И соловей на опушке.
Пел вдохновенно, счастливо!
Грузия, милая, здравствуй!
Вечной цвети нам отрадой!
Друг мой, учись и Отчизну
Знаньем укрась и обрадуй.
Он тихонько вторил ей по-грузински.
— Ах ты моя радость! Ну разве в этом стихотворении нет Бога?
— В первой части есть, а во второй — нет.
— Мне было одиннадцать, когда погиб отец, его убили в пьяной драке. Я не горевал о нём, я горевал о том, что у меня был отец, которого убили в пьяной драке. Потом умерла Катерина. И тогда я объявил войну Богу и… ничего не случилось. «Эге, — подумал я, — значит, есть кто-то другой, кто защищает меня, и кто не боится Бога». Помнишь, я рассказывал, как в ссылке заблудился среди метели, я был обречён, но я не погиб, я вышел к жилью…. У матери до меня двое умерли, а я выжил, хотя был хилым… А все эти совпадения? Приезжаю из ссылки в Петербург, ни одного адреса, и вдруг на Литейном встречаю Силу Тодрия, и он ведет меня к твоему отцу — к тебе, другой раз в одиннадцатом, те же обстоятельства — ночевать негде, денег нет и на Невском встречаю Сергея и снова оказываюсь у вас. Что это? Судьба? Удача? Или ПОМОЩЬ?
— Помнишь, в Петрограде, тогда в семнадцатом я не хотела идти причащаться, потому что не веровала, а ты велел идти. Почему?
— Но ведь ты же была ещё совсем девочкой, училась в гимназии… Иногда лгать надо…. Для пользы дела.
— Я никогда не спрашивала тебя… Скажи, куда ты исчез с марта до лета? Я очень страдала.
— Знаю. У меня была другая женщина, учительница. Хорошая женщина и любила меня, и дочь у неё была примерно твоего возраста, но я любил тебя. Всё запуталось. Сергей — мой друг, с Ольгой отношения тоже были непростыми, я решил всё распутать, но Ольга сама позвала меня жить на Рождественскую, я переехал — а тебя нет!
— Я была у Радченко…
— Помню. Поздно ночью вдруг музыка и такая красивая…
— Я увидела пианино и просто с ума сошла от радости, бросилась играть, а мама говорит: «Тише, у нас Сосо живет», и во мне всё задрожало, я всю ночь не спала, боялась тебя увидеть, а на рассвете брожу по квартире и вижу — беспорядок ужасный, дом запущен. Я схватила швабру, ведро….
— Помню, помню, я выхожу в коридор, а ты в переднике, в косынке со шваброй в руке. И какая-то другая…..