— Что случилось? Почему ты здесь?
— У Васи умерли кролики, он плачет, я его оставила с Нюрой.
— А мы вот с заседания ЦКК идем, ввели твоего крестного, пусть сам себя и контролирует, он ведь падок на роскошь и молоденьких девушек, правильно я говорю Енох Гершенович?
Ягода угодливо склонил голову. Видимо, выпито было немало, раз перепутал имя, этого неприятного с землистым цветом лица, чрезмерно почтительного человека.
— Как вы себя чувствуете, Надежда Сергеевна?
— Раз стоит без пальто на холоде — значит хорошо, — Иосиф обнял ее, пошли, замерзнешь.
— Спасибо Генрих Григорьевич, я себя чувствую гораздо лучше, чем летом.
— Очень рад. Очень, очень рад. Поклон вашему батюшке, — и растворился в белом кружении вместе со своей длинной шинелью и усиками.
— Зачем ты при нем так об Авеле? — упрекнула она, стряхивая снег с его тужурки в передней. — Они ведь недолюбливают друг друга.
— Да что я сказал? Что Авель любит щупать молодых девчат? Так это всем известно.
— Грех невелик. Да и не он один любит, как ты говоришь, щупать. Я тому — живой свидетель.
— Лучше бы мертвый, — тихо и быстро шепнул на ухо и ушел в столовую. Она застыла с оленьей дохой в руках: «Послышалось? Кто-то из них двоих безумен».
— Надежда Сергеевна, — прошелестел нянькин голос из кухни.
Она подошла к двери.
— Что?
— Надежда Сергеевна, Васеньке надо травки успокоительной дать, ведь эти кроли прыгали перед смертью, как шамашедшие.
— Хорошо. Сварите. Унесли их?
— Унесли, унесли. Анна Сергеевна его отвлекла, а я и унесла.
Ночью она спросила, зачем он прошептал ей на ухо ЭТО. Он смеялся: «Ну опять тебе слышится-видится несуразица. Сказал, „пошли домой, хочу тебя“, что тут ТАКОГО? Нет, сделай так, как раньше, и вот так, и еще так, и еще так…». Потом неразборчиво, по-грузински.
Она здесь совсем не скучала по нему душой, скучала телом по широким плечам, твердому сильному подбородку, настойчивым рукам и губам.
Разве они разговаривали когда-нибудь так, как с Эрихом обо всем, что с ней происходит и что происходит рядом? Его интересовали только Пленумы, группировки, фракции. Нет, это несправедливо: его интересовали дела ее семьи. Когда у Павла с Женей наступил разлад, и Павел один уехал в Германию, он, встретив Женю на каком-то праздники в Кремле, грозно спросил: «А ты почему здесь?»
— А я не знаю, нужна ли я ему там, — дерзко ответила Женя.
— Нет, уж давай поезжай, нечего тебе здесь ошиваться, когда муж бобылем в чужой стране.
Можно сказать, способствовал воссоединению семьи. И, действительно, кажется, в Германии все у них наладилось, и машинистка из ВСНХ была забыта обоими.