Я подсоединил баллоны аквалангов к компрессору на подзарядку и, оставив «Плясунью» у пристани, отправился к Ма Эдди. Чабби и Анджело пошли в мастерскую с чертежом воздушных мешков.
К четырем часам мешки были готовы, я перевез их в пикапе на лодку и сложил в кокпите, в ящике под сиденьями, служившим парусной кладовой. Не меньше часа ушло на переборку клапанов аквалангов и проверку остального подводного снаряжения.
На заходе солнца я отогнал «Плясунью» на стоянку и только решил добраться на ялике до берега, как в голову пришла полезная мысль. Вернувшись в каюту, я вынул из тайника карабин, зарядил, перевел на автоматическую стрельбу, поставил на предохранитель и подвесил под палубой.
Пока не стемнело, прихватив старую накидную сеть, я пошел вброд через лагуну. У большого кораллового рифа, под медно-красной в лучах заходящего солнца морской поверхностью, бурлила жизнь. Широко размахнувшись, я забросил наметку, и ее распустившийся высоко в воздухе парашют упал на воду широким кольцом, накрыв стайку лобанов. В тяжелых мокрых складках затянутой сети билось и прыгало пять серебристых полуметровых рыб. Пару из них я зажарил на решетке и поужинал на веранде своей хибары. На вкус лобаны были лучше форели из горного ручья. Поев, я налил второй стаканчик виски и просидел на веранде до глубокой темноты.
Обычно вечерами на острове веет таким миром и покоем, что, кажется, начинаешь понимать смысл жизни. В ту ночь было иначе. Чужие привезли с собой заразу, способную погубить всех. Пять лет назад я бежал от им подобных и верил, что нашел-таки безопасное пристанище. Правда, если по-честному, кроме злости, я испытывал приятное возбуждение. Инстинктивное чувство опасности разбудило знакомый азарт игрока. Не зная величины ставок, но не сомневаясь, что они высоки, я снова сел за игровой стол с серьезными людьми.
Меня опять поманила кривая дорожка. Впервые я ступил на нее в семнадцать лет – махнул рукой на заслуженно светившую мне университетскую стипендию, сбежал из сиротского приюта Святого Стивена в северной части Лондона и, накинув годок-другой, нанялся на китобойное судно, направлявшееся в Антарктику. Среди льдов я окончательно утратил вкус к академической карьере. Проев заработанные в Южном полушарии деньги, я завербовался в десантно-диверсионный батальон коммандос, где насилию и убийству обучали как своего рода искусству. Практические навыки я приобретал в Малайе, Вьетнаме, позднее в Конго и Биафре. Так продолжалось до тех пор, пока однажды в забытой Богом деревушке в джунглях, среди пылающих тростниковых хижин, столбов непроглядного дыма и туч мух, вьющихся над трупами, все во мне перевернулось, и я сказал себе: «Хватит».