Но текли минуты, а все оставалось, как прежде. Совсем близко, за стеной, стучали копыта, вразнобой хлопали выстрелы и кричали люди, а он стоял на коленях, не в силах шелохнуться, с залитым слезами лицом…
Его вырвал из беспамятства голос Каюзака:
— Д'Артаньян, будьте мужчиной! Там идет бой!
Только тогда гасконец вскочил на ноги, одержимый жаждой убийства и разрушения.
— Да-да! — воскликнул он горячечно. — Конечно же, бой! И месть… Это женщины рыдают над мертвыми, а мужчины за них мстят! Как вы, Каюзак?
— Да пустяки, — проговорил слегка побледневший от потери крови великан. — Больновато, конечно, и голова кружится, но бывало и похуже. Нужно только отдышаться, а то голова чужая…
— Оставайтесь здесь, мы справимся без вас, — быстро сказал д'Артаньян. — Увезите ее отсюда, я не хочу, чтобы она оставалась в этом поганом месте… Тот городок поблизости, как его, Можерон… Увезите ее туда, пусть эти мошенницы и клятый печатник вам помогут, иначе я запалю это гнездо, а их, клянусь богом, перебью…
Как безумный, он бросился вниз, пробежал по двору, выскочил в ворота и обогнул монастырь с запада, несясь вдоль стены.
Головой в кустах лежал покойник в синем плаще, а неподалеку сидел на траве де Вард, прижимая ладонь к левому виску. Меж его пальцами обильно текла кровь, и Рошфор стоял над ним с носовым платком. Здесь же стояли слуги с испуганно-бравыми физиономиями, сжимая мушкеты, от которых остро тянуло тухлой пороховой гарью.
— Этого Планше достал, — сказал Рошфор, кивнув в сторону трупа. — Всадники галопом выскочили из незаметной дверцы… Она ускользнула. Черт побери, ускользнула! Хорошо еще, что за все эти годы так и не научилась метко стрелять из пистолета, де Варду повезло, ему, как мне когдато, лишь сорвало кожу, и череп не задет… — Он спохватился: — Д'Артаньян, что с…
Взглянув в лицо гасконцу, он замолчал и, медленно подняв руку, перекрестился, шепча:
— Господи, на все твоя воля… но почему должно было случиться именно так?
Планше всхлипнул.
В приливе яростной решимости д'Артаньян вскричал, чувствуя, как высыхают на лице обильные слезы:
— На коней, Рошфор, на коней! Пока мы еще можем что-то сделать!