На четвертый день пути из Центрального штаба партизанского движения была получена радиограмма с приказанием во что бы то ни стало найти подходящую площадку для приема самолета и отправки с ним на Большую землю Курта Вернера. Задача не легкая, если учесть, что вокруг нас одни лишь леса да болота. Долго мы гоняли во все стороны своих разведчиков, пока они нашли, наконец, западнее деревни Домжерицы подходящее место на небольшом колхозном поле.
Во время этих поисков разведчики не раз попадали под обстрел вражеских самолетов. А когда возвращались из-под Домжериц, был убит наш славный товарищ, искусный минер и охотник за вражескими самолетами Юрий Алексеевич Храмцов. Похоронили его партизаны в густом березняке, любовно обложив дерном свежий холмик. Всем было жаль Храмцова — мужественного офицера Советской Армии, но больнее всего была эта утрата для нас, москвичей. И когда в суровом безмолвии проходили партизаны мимо простой могилы своего боевого товарища, мы стояли у ее обочины, поклявшись жестоко отомстить врагу за смерть нашего дорогого друга.
Поляна, которую нашли наши разведчики, была наполовину засеяна рожью, доходившей кое-где до пояса, и окаймлена со всех сторон вековыми соснами. Она имела в длину всего лишь около шестисот метров и не более двухсот в ширину.
— «У-два», пожалуй, здесь сядет, — осмотрев поляну, заключил Волошин.
Партизаны дружно принялись расчищать, поляну, и когда эта работа была почти закончена, из-за пригорка послышалась вдруг орудийная стрельба. Недалеко от нас стали рваться немецкие снаряды.
— Вот тебе и на! Еще, чего доброго, каратели подойдут сюда до того, как мы успеем принять самолет, — сокрушался Лопатин.
Он заметно волновался, беспрестанно крутил козью ножку и с жадностью курил. Оно и понятно: на этом самолете должны были улететь в Москву не только Курт Вернер, но также жена и дети нашего комбрига, семья командира четвертого отряда и трое раненых.
К счастью, каратели потеряли нас из виду, обстреливали лес по квадратам наугад и к вечеру огонь прекратили.
С наступлением темноты весь командирский состав и партизаны направились на поляну и расположились на опушке под соснами в ожидании самолета. Время от времени над лесом вспыхивали осветительные ракеты гитлеровцев, озаряли на миг верхушки деревьев, а затем все снова погружалось в темноту. Как было условлено, костров не разжигали, собирались принять самолет по сигналу ракеты.
— Летит! — разнесся по поляне зычный голос Набокова.
В воздухе все явственнее слышался нараставший гул самолета.
— Наш, голубчик! — взволнованно промолвил Жукович.