Мэл здоровался рукопожатием с Олегом, выдавал пару незначащих фраз о погоде и, получив от меня обещание в примерном поведении вместе с поцелуем, уезжал по делам.
И Марта, и Олег считали невоспитанным лезть с расспросами о моей элитной жизни, а я оберегала их от лишнего знания. Олег не участвовал в женских разговорах. Он общался сдержанно и, в основном, проводил время в мастерской, работая. Однажды Марта спросила с осторожностью:
- Твой молодой человек не против, что ты приходишь к нам в гости?
- Совсем нет, - заверила я горячо. - Он уважает мои решения.
- Выглядит серьезным и ответственным, - заметила собеседница.
- Егор много работает и успевает учиться. Он очень умный, - похвалила я своего мужчину и поинтересовалась: - А как поживает Тёма? Что-то его не видно.
- Он уехал из столицы еще зимой, - пояснила Марта. - Пытает счастья в другом месте.
- Жаль. Хотя, наоборот, хорошо. Я боялась, что Тёма обязательно влипнет в историю.
- Спасибо тебе за беспокойство, - улыбнулась она. - Тёма не пропадет. Выкрутится.
- Мне понравилось, как он пел в клубе. У него красивый голос. Тёма мог бы выступать с концертами.
- На пении много не заработаешь. Поможешь с блинчиками?
Всенепременно. Вот научусь печь и побалую Мэла кулинарными изысками.
Кстати, будущий дегустатор приехал в мастерскую в отвратительном настроении, хотя вежливо отказался от чая с выпечкой: мол, с радостью бы, но уже поздно. Марта не заметила, а я мгновенно почувствовала раздражение Мэла.
По возвращению в общежитие он весь вечер ворчал и исходил недовольством. Вытурил на улицу Кота, мешавшегося под ногами. Издергался из-за неудачных заклинаний из группы oculi umbru*, срывавшихся с рук одно за другим. Завтрашний зачет по нематериалке плакал горючими слезами. Мэлу всё было не так и не эдак - не ровно, не быстро, не гладко, не мягко. И злился он, похоже, на меня.
- За что? - спросила я напрямик.
Мэл поджал губы:
- Ты не при чём. Тяжелый день. Завал на работе.
- Расскажи. Посочувствую и утешу как смогу, - предложила я.
Пришлось утешать долго и упорно. Мэл подошел к процессу жестко. Целеустремленно. Он не успокоился до тех пор, пока мое горло не охрипло, а организм не ослабел от пресыщения и беспредельной усталости.
- Гошик... не могу больше...
- Можешь, Эвочка. Повтори еще... - вливается в уши шепот, и мышцы сводит сладкой судорогой.
- Люблю... люблю тебя... - выдыхаю севшим голосом, и тело откликается на изощренную ласку. Когда-нибудь bilitere subsensibila* убьет меня. - Люблю... люблю...