Чабби надулся, лицо его собралось в складки, как у бульдога.
— Эй, мистер бармен, дай старине Чабби выпить. Может, тогда он прекратит свои дурацкие смешки! — надрывался Анджело.
В четыре пополудни он, наконец, прогнал девиц и остался сидеть один напротив своего стакана. Рядом лежал, зловеще поблескивая в свете ламп, его заточенный, как бритва, рыбацкий нож. Анджело что-то невнятно бормотал себе под нос, погрузившись в глубокую хмельную меланхолию. Время от времени он проверял большим пальцем лезвие ножа и окидывал злым взглядом зал. Никто не обращал на него внимания. Чабби сидел рядом со мной, улыбаясь, как большая коричневая жаба, открыв свои крупные, подозрительно белые зубы и розовые пластмассовые десны.
— Харри, — проговорил он с чувством, обняв меня за шею крепкой, мускулистой рукой. — Ты хороший парень, Харри. Знаешь, я хочу сказать тебе что-то, чего еще никогда не говорил.
Я мудро кивнул, а он набрался духа, чтобы произнести признание, которое делал каждый раз в день получки: «Харри, я люблю тебя, старина, люблю сильней, чем собственного брата.»
Я приподнял его замусоленную фуражку и легонько погладил его коричневую лысину: «Ах, ты мой возлюбленный, лысоватый блондинчик!» Он на минуту отстранился от меня, вглядываясь в лицо, а затем разразился хохотом, скорее напоминающим рычание льва. Его смех был таким заразительным, что, когда Фред Кокер вошел в бар и присел к столу, мы никак не могли остановиться.
Фред поправил пенсне и чопорно произнес:
— Мистер Харри, я только что получил послание из Лондона. Ваши клиенты не прибудут.
Мне тут же расхотелось смеяться.
— Что за черт, — сказал я. — Две недели бездействия в самый разгар сезона, и получить только две сотни долларов неустойки. Мистер Кокер, вы просто обязаны найти мне новых клиентов! В моем кармане осталось лишь три сотни из тех, что я получил от Чака. Вы просто обязаны это сделать, — повторил я, а Анджело, взяв свой нож, с силой вогнал его в столешницу. Никто не обратил на него внимания, и он снова сердитым взглядом окинул зал.
— Я постараюсь, — ответил Фред Кокер, — но боюсь, что уже поздно.
— Дайте телеграммы тем, кому вы предварительно отказали, — посоветовал я.
— А кто заплатит за телеграммы? — спросил он с намеком.
— К чертям, я заплачу.
Он кивнул и вышел. Я услышал, как на улице заработал мотор катафалка.
— Не бери в голову, Харри, — сказал Чабби. — Я все равно люблю тебя.
Внезапно Анджело отключился. Он упал вперед, звонко ударившись лбом об стол, Я повернул ему голову, чтобы он не захлебнулся разлитой по столу жидкостью, сложил нож и убрал деньги, на которые уже поглядывали вертевшиеся вокруг девицы. Чабби заказал еще по рюмочке и затянул невнятно какую-то песню из местного репертуара. Я сидел и лихорадочно соображал. Кажется, я опять попал в хорошенькие финансовые тиски. Боже, как я ненавижу деньги, вернее — их отсутствие. Эти две недели решат все: протянем ли я и моя «Балерина» мертвый сезон, или мне придется оставить мои благие намерения, снова взявшись за ночные вояжи. Черт, если уж браться за это, то почему бы не сейчас? Я пущу слух, что Харри на мели и готов на сделку. Приняв решение, я почувствовал, как у меня приятно защекотало нервы. Это особое ощущение, что приходит вместе с опасностью. Две недели без клиентов вовсе не означают безделья и могут быть потрачены с пользой.