Дурацкий вампир Стокера в оперном балахоне останавливается, услышав завывание волка в лесу. «Послушайте, дети ночи, – шепчет он драматическим голосом, – какая это чудесная музыка».
В этом случайном кусочке поэзии обнажается частица души трансильванца и румына. Именно волчий вой – одинокий, вызывающий страх, эхом отдающийся в безлюдье, – звучит музыкой для румынской души. Во мраке лесов находим мы спасение и возрождение. В твердыне гор находим мы камень, к которому прислоняемся спиной и обращаем наше лицо к врагу. Так было всегда. Так будет всегда. Я породил и возглавил племя Детей Ночи.
В то лето 1462 года тысячи моих воинов и тысячи моих бояр и крестьян уходили на север от наемных султанских орд. Это было самое жаркое лето на людской памяти. Там, где проходили мы, не оставалось ничего. Мои лазутчики доносили, что начался ропот среди джаниссаров Мехме-да: им-де нечем поживиться среди обугленных головешек наших городов, а в превращенных в пепел деревнях не найти ничего съестного. Я приказал нарыть волчьих ям с заостренными кольями на дне по всем возможным путям их продвижения и замаскировать с великим тщанием. Я помню, как однажды июньским вечером задержался с арьергардом и слышал душераздирающий рев султанских верблюдов, угодивших в наши ловушки. Эти звуки были слаще любой музыки.
Я совершал налеты на толпы турецких свиней, проходя тропами и дорожками, известными лишь немногим из моих людей. Мы врасплох нападали на них с тыла и вырезали отставших воинов, а также больных и раненых, подобно тому как волчья стая избавляется от самых слабых, а потом сажали их на колья, которые расставляли в тех местах, где тела могли бы увидеть остальные.
Я рассылал своих людей в заброшенные колонии прокаженных и в зачумленные города. Больным и умирающим давали одежду турок, а потом отсылали их в лагерь султана, чтобы они смешивались с джаниссарами, анатолийцами и азабами, пили из их чашек и ели из их мисок. Я посылал больных сифилисом, чумой, чахоткой и оспой к оттоманцам и щедро награждал тех, кто возвращался с тюрбанами зараженных смертельными болезнями турок.
Но они, мои враги, продолжали двигаться вперед. Они умирали от жажды, голода и болезней; им было страшно ночевать в своих лагерях, их пугала лесная темень и вой волков. Но они шли вперед. Мы оставили для них единственный путь, где был фураж и чистая вода. Мы оставили им тропу, отчетливую, как помеченная дорожка, проведенная к пороховому погребу.
Они повернули на запад, к Бухаресту и нашли город обезлюдевшим и лишенным каких бы то ни было припасов. Тогда они пошли на север к Снагову, где на укрепленном острове их ждали сотни моих людей и воинов. Озеро было слишком глубоким для переправы врага в полном вооружении, а стены слишком высоки для тех, кто все же смог переправиться. Мои орудия сеяли среди них смерть, опустошали их ряды.