Но Кейт Нойман и гроша бы не дала сейчас за все эти красоты. Они с О’Рурком сидели со связанными за спиной руками в задней части кабины «Джет Рейнджера». Никто не потрудился застегнуть их ремни безопасности, и при любом скачке вертолета – будь то от восходящего потока или бокового ветра – их швыряло и качало. Особенно неприятным было тошнотворное ощущение, когда машина вдруг неожиданно проваливалась и Кейт приподнимало над сиденьем. Ей никогда не нравились американские горки.
Они не разговаривали, тем более что это даже при желании делать это было бы нелегко из-за шума двигателя и лопастей. Раду Фортуна занимал место второго пилота справа, Лучан сидел, пристегнувшись к откидному сиденью за спиной пилота, лицом в сторону хвостовой части, а человек, в котором Кейт с первого взгляда признала налетчика, расположился между ней и О’Рурком. Лучан с отсутствующим видом уставился в иллюминатор. Кейт старалась на него не смотреть. Мысли ее беспорядочно метались, что мало помогало выработать разумный план действий или увидеть хоть проблеск надежды.
Вертолет накренился влево. Кейт хватанула ртом воздух и беспомощно навалилась на стригоя-налетчика, от которого несло мускусом и потом. Они мчались над узкой долиной, окаймленной с двух сторон высокими пиками. Вдоль очередной реки внизу проходила узенькая полоска шоссе. Из-за постоянного рева и вибрации у Кейт невыносимо разболелась голова. Левая рука, которая еще оставалась забинтованной, пульсировала в унисон приступам мигрени.
Раду Фортуна приподнял шлем с наушниками, развернулся на сиденье и крикнул, прикрывая микрофон рукой:
– Сигишоара!
Кейт бросила угрюмый взгляд в иллюминатор. Город внизу выглядел как в сказке: он располагался на невысокой горе между вершинами повыше и был окружен высокими стенами из камня. Она видела зубчатые башни на склонах, крутые черепичные крыши, булыжные мостовые, обрамленные аллеями, высокие коричневатые и желтые дома, построенные почти тысячу лет назад.
Когда вертолет заложил вираж, Кейт разглядела и социалистическую действительность «новой Сигишоары»: предприятия в окрестностях города, единственное шоссе с убогими строениями из шлакоблоков по обочинам, несколько поместий номенклатуры, надменно рассевшиеся по противоположным склонам. Но в отличие от большинства мест в Румынии уродство послереволюционного времени не смогло уничтожить атмосферу средневековья, царившую в городе. Самую высокую вершину занимал Старый город, который во многом оставался таким же, каким предстал глазам отца Влада Цепеша, впервые въехавшего в него в 1431 году, чтобы устроить здесь свою столицу.