— Давайте пройдем в трюм, — Бахирев мрачно окинул взглядом пленных. — Я, конечно, понимаю, что война, но все же лучше не показывать матросам, как ведутся допросы. А нам придется взять этот грех на душу, положение обязывает.
Все же казак есть казак, он циничнее потомственного аристократа, многие вещи знает не понаслышке, и потому согласиться с ним стоило. Эссен кивнул, и японцев, подталкивая прикладами, увели. Матросы поглядывали им вслед с легким интересом, но не более того. А через пять минут, разобравшись с текущими делами, и отцы командиры спустились в отсек, которому выпала малопочетная роль стать филиалом инквизиции, и где их уже заждались.
Под тяжелым взглядом лейтенанта японцы ежились, как от холода. А может, и впрямь от холода — все же ночь, свежо, а они в белье, да еще и в мокром. Жирской несколько секунд разглядывал их, потом бросил какую-то короткую, резкую фразу на японском. Не дождавшись ответа, приподнял бровь, и понятливый урядник коротко, без размаха засветил ближайшему японцу, как раз офицеру, кулаком в живот. Тот аж всхлипнул, сложился пополам, ноги же его при этом подбросило от удара вверх. Рухнув на колени, японец без единого звука хватал ртом воздух. Лейтенант брезгливо шевельнул уголком рта:
— Ну вот, а говорили джиу-джитсу, джиу-джитсу…
Эссен и Бахирев взирали на происходящее с бесстрастными лицами. Избиение пленных, конечно, противоречило всем и всяческим конвенциям, но на то она и война. Лейтенант же имел с ними личные счеты — под Мукденом его отцу, штабс-капитану Жирскому, взрывом японского снаряда оторвало ногу. Отец с тех пор японцев ненавидел люто, и ненавистью своей заразил сына. Тот и японский-то выучил лишь потому, что надеялся рано или поздно взять реванш, и тогда, как он считал, знание языка ему может здорово пригодиться. И вот мечта, пусть и таким извращенным образом, сбылась. Понимал Андрей Августович, каких людей надо брать в поход, чего уж там.
Били японского офицера аккуратно, но жестко. У Эссена даже создалось впечатление, что Жировский и не собирается у него что-то узнавать, во всяком случае спрашивать японца он даже не пытался. Просто стоял и смотрел на то, как из него делают отбивную. А потом заговорил, но не с офицером, а с солдатами. Получив же ответ, обернулся к адмиралу.
— Ни один из них не видел, чтобы вблизи берега устанавливали мины. Здесь вообще не особенно суетились — тихая гавань, и только.
— Понятно. А зачем вы…
— А какая разница, у кого спрашивать? — искренне удивился лейтенант. — У него тоже чин не генеральский, и знать он может только то, что видел собственными глазами, то есть не больше этих двоих. Зато сломать офицера сложнее, а эти посмотрели, представили это на себе — и все.