— Ай да кузен! — со смехом вскричал Арман. — Я-то думал, что ты совсем превратился в морского волка, а ты еще не разучился говорить комплименты, да еще какие астрономические! Если бы парижская обсерватория умела говорить, она бы тебе позавидовала!
— Смейся, смейся, — отвечал Робер. — А ты спроси-ка у своей обсерватории, можно ли с нее увидеть звезду, подобную моей Лотии?
— Рано я тебя похвалил, это уж точно называется манерами морского волка.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Да разве ты не видишь Оретт? Ну? Так как же ты, слепец, не заметил этой звезды?
Все от души смеялись над этой дружеской перебранкой. В это время в дверь постучали.
— Войдите, — сказал Арман.
Дверь отворилась, и Джеймс Пак показался на пороге.
— Как, это вы? — воскликнул журналист. — Право, дорогой хозяин, вы чересчур скромны, даже не решаетесь войти, не предупредив. Где это вы были?
— Как вы забывчивы, господа, — с мягким упреком проговорил Джеймс. — Ведь вы еще не все получили желаемое. Среди вас есть мать, которая только и ждет минуты, когда обнимет любимую дочь.
Все стали серьезными, и их взгляды устремились на леди Джоан. Она приподнялась в своем кресле и с немым, страстным вопросом в глазах смотрела на Джеймса.
— Я понимаю ваше волнение, миледи. Я сейчас ходил к мисс Маудлин, чтобы предупредить ее о вашем прибытии; войдите, мисс! — прибавил он, обернувшись.
Молодая девушка, как вихрь, влетела в комнату и кинулась в объятия матери. Послышались страстные поцелуи, потом рыдания. Оправившись от первого волнения, леди Джоан взяла дочь за голову и отодвинула ее от себя.
— Дай же мне поглядеть на тебя, — проговорила она. — Подумай, я тебя так долго не видела.
В эту минуту свет лампы ярко осветил лицо Маудлин. Из груди матери вырвался новый крик изумления:
— Силли! — вскричала она. — Силли!
Ошибиться было невозможно. Черты лица молодой девушки были те же, что и у бродившего по Сиднею дурачка. Только глаза смотрели не безумно, не растерянно, а светились умом и радостью.
— Так это ты была Силли?.. Тебя я прижимала к своей груди, не зная, что ты моя погибшая дочь?
— Да, мама, — прошептала Маудлин.
— И у тебя хватало духу молчать? Почему же ты не крикнула мне: не плачь, я твоя дочь, твоя погибшая Маудлин?
— Но тогда, мама, я погубила бы того, кто посвятил нам свою жизнь, — отвечала Маудлин.
— Да, правда. Он был в опасности, и все это по моей вине, потому что я вышла замуж за его злейшего врага.
— Но ведь вы его считали своим лучшим другом, — проговорил корсар. — Не обвиняйте себя, вы были жертвой гнусной интриги, жертвой, но и только. Я оставляю вам мисс Маудлин, — прибавил он. — Она вам расскажет о своей жизни. Вы удивились, узнав, что она была Силли, но вы еще больше удивитесь, когда она расскажет вам, что была капитаном одного из моих подводных кораблей, таким же корсаром Триплексом, как я и сэр Робер.