— Умеете вы, Карл Имануилович, речи произносить, даже сам заслушался, — признался Добрый-Пролёткин, — спорить не стану, ибо переубедить не вижу возможности.
— Прекрасно. У нас же есть общая цель — безопасность Рудакова, верно?
Иван Степанович утвердительно кивнул.
— А к вопросам его творчества будет время вернуться. Согласны?
— Если вы ожидаете сделки…
— О чем вы?! Пусть каждый занимается своим делом, и все непременно получится… у одного.
Гофман встал, поправил галстук, пригладил прическу, отчего приобрел заумный вид и сказал:
— Засим, прощайте.
Вежливо поклонился и вышел из буфета.
Оставшись один, Добрый-Пролёткин с видимым удовольствием выпил стакан кефира, скушал свежую слойку, откинулся на спинку стула и широко улыбнулся. Выглядел он чрезвычайно довольным.
* * *
В то время как советники вели переговоры в буфете на Старой Площади, над городом собиралась гроза. Но не простая гроза, каких немало бывает в жарком июле, а настоящий шторм, совсем как на кадрах о грядущем конце света, столь часто мелькающих на популярных телеканалах.
Тучи сгущались прямо над головами, на глазах темнея и приобретая страшную бордовую окантовку. Прохожие тревожно смотрели вверх и торопливо покидали улицы. Порывы ветра, ставшего вдруг холодным, раскачивали троллейбусные провода, поднимали и вертели в воздухе пластиковые пакеты в окружении роя мелкого мусора.
Тяжелые капли темными пятнами упали на горячий асфальт и застучали по капотам автомобилей. Потемнело, словно внезапно наступила ночь, раздался первый, еще не набравший силу рокот грома, и с неба на землю обрушились потоки воды.
Дождевые струи больно хлестали разбегавшихся людей, собирались в ручьи, сливались в мутные реки, на улицах образовались целые озера с мусорными островами и бойкими водоворотами.
И вся эта грозовая феерия сопровождалась фотографически-яркими вспышками молний и артиллеристскими залпами грома.
Казалось, что наступило светопреставление, и что город уже никогда не сможет оправиться от такого удара…
Но нет!
Лихой вихрь разорвал черную мглу облаков, и пронзительные солнечные лучи ударили в раскрывшуюся прореху. Заклубились тучи, затягивая рану, но вихрь ударил снова и снова, солнце прижгло черноту июльским жаром, и гроза истаяла в прозрачном голубом небе.
Гофман вышел из подъезда, невольно прикрыл рукой глаза от яркого солнечного света, и, отвернувшись, быстро нацепил круглые и черные, как у слепого, очки.