— Беда, Григорий, — выдохнул Гоглидзе. — Наши к японцам в плен угодили.
Скорин изумленно посмотрел на ротмистра.
— Что значит в плен? Никак война новая? И кто — наши?
— Продюсер Щепкин и оператор Белкин.
С лица Скорина сползла усмешка, хмель разом выветрился. Он совсем по-другому посмотрел на ротмистра, вдруг прищурил глаз.
— Вот оно как вышло… А что же вы?
— Едем выручать.
Скорин смерил ротмистра оценивающим взглядом и задумался.
Там, у Тимофея Костыля, он здорово загулял. Праздновал новую жизнь и чудесное спасение, поминал родителя и брата. Под это дело выпил почти бутылку водки и едва не сполз под стол.
Костыль уложил его в кровать, велел Анютке покликать подружку Зинку — такую же молоденькую уличную, но чистую, работавшую только с господами — и сунул ее под бок Григорию.
— Стереги, милуй, чтобы был доволен, — погрозил он Зинке пальцем и вышел из спальни.
Так Григорий провел целый день. Зинка приказ исполнила в точности, ублажала Скорина, кормила, поила, а под вечер отвела в баньку, где вместе с Анюткой пропарила хорошенько.
Потом Костыль усадил его за стол и спросил, что тот намерен делать дальше. Как судьбу ломать, чем руки занять? Скорин подумал и ответил, что намерен уехать, пока легавые в столице его ищут. Но прежде отомстить япошкам, которые едва не свели его в могилу, хотя он не раз выручал их. Подлые люди должны ответить за зло.
Костыль долго молчал, потом вздохнул. Такого парня, как сын Паши-Гуся, он бы пристроил к делу. Забрал бы под себя других деловых да навел порядок в квартале. Но раз тот хочет слинять — дай ему бог легкой дороги. И в мести помочь надо, дело верное и благое.
Выспрашивать, что да как Григорий намерен делать, он не стал. Отрядил в его распоряжение Николу-Морду и пообещал помочь, чем сможет.
На следующее утро Скорин на подаренной бричке в сопровождении Николы поехал в гостиницу, где не застал никого. Зинштейн с группой уехал к порту снимать очередные эпизоды, а Щепкина и его людей просто не было. Скорин завернул в трактир перекусить и выпить, а заодно подумать, как именно он будет мстить японцам за предательство. Но пока ничего путного в голову не лезло. И он решил поехать в порт. Посмотреть, как идут съемки. Может, там что надумает.
На полпути бричка пересеклась с пролеткой, и Скорин с удивлением обнаружил в ней Гоглидзе и Брауна. Недолго думая, он свистнул так, как учили его в детстве отец и дядя. От такого свиста у лошадей закладывало уши и они приседали от страха. Как и люди.
Но Гоглидзе и Браун не присели. И на веселые слова Скорина не отреагировали. Через минуту Григорий знал почему. Весть о том, что натворили японцы, заставила его мрачно улыбнуться. Как все вышло-то ладно. И легавые там, и япошки. Разом можно заплатить всем по счетам. И думать долго нечего.