— Это было бы слишком хорошо, и именно по этой причине подобное не случится. — Анара задумчиво посмотрела на собеседника. — Ты говоришь, там еще крутится ущербная девка? Эта… как ее…
— Зария, — нахмурился колдун.
— Точно. Зария, — женщина покачала головой. — Звездный Свет… жрицы всегда давали идиотские имена своим детям. — Она свободная?
Глен кивнул.
— Хорошо. Погуби. Нам нужна испорченная лантея, и эта кривобокая подойдет, как никто.
Колдун оторвался от косяка, к которому прислонился, и подошел к заговорщице.
— Ты кое‑что забыла. Я всего лишь дух, достаточно сильный для того, чтобы не раствориться, но бестелесный. Как ты предлагаешь мне совершить задуманное?
Анара перевела взгляд на мужчину и сладко улыбнулась:
— Приведи ее сюда, а остальное… сделают другие. Более осязаемые.
От этих слов душу колдуна словно кольнула ледяная игла. Анара была воплощенным злом и, глядя на нее, становилось сразу понятно, почему обычные люди так ненавидят магов и колдунов, но… она обещала вернуть Глену жизнь. А, видят Боги, ничего он не желал столь сильно!
Другое дело — сможет ли он ради этого погубить девушку, которая не заслуживала такого ужаса? Сможет убить ее, чтобы выжить?
Постепенно к покосившемуся домику стягивались другие колдуны. И каждый рассказывал о том, чего смог добиться. Анара выслушивала всех, давала новые поручения. На нее смотрели, как на богиню, поклоняясь невиданной силе, уму и красоте. И каждый колдун мечтал о том, чтобы ее слова о свободе для их племени оказались пророческими.
Глен не интересовался дальнейшим ходом дел. Ему следовало возвращаться. И, раз Грехобор не хотел помогать, колдун собирался сделать так, чтобы маг не сумел и помешать. Если же ради этого придется причинить боль Василисе… что ж.
А Зария?
…Когда Глен вновь явился в «Пятак», то первым делом скользнул на кухню, где у плиты, напевая незамысловатую песенку, хлопотала черноволосая тоненькая девушка.
Она уже не выглядела такой болезненно худой как в первый день их знакомства. Стала веселее и будто светилась. Словно почувствовав его появление, чернушка обернулась, улыбнулась и вернулась к прерванному занятию.
Колдун представил на миг, как это лицо исказится болью, как покорность судьбе снова погасит блеск глаз, скрытых за длинной челкой, и руки сами собой сжались в кулаки. Он не хотел поступать с ней так подло и жестоко. Но он хотел снова стать живым. И не мог представить, как сделать одно без другого…
Почему же так сложно принять решение? Прежде он никогда не испытывал сомнений. Если видел цель и знал путь, которым можно ее достичь — смело шел вперед. И получал, что хотел. Но отчего теперь он колеблется, размышляет, словно пытается… избежать неминуемого или оправдать то, что оправданию не подлежит?