— Давай, неси сюда, — махнул рукой хозяин таверны. — Зария, а ты вот тут приляг. Приляг, приляг. Нечего тебе одной сидеть.
Грехобор было нахмурился, не желая оставлять девушек. Еще возьмутся слезы лить до вечера. Однако следовало признать — вместе им будет спокойнее, чем поодиночке. Будут друг дружку утешать, глядишь, и забудутся…
Когда же маг спустился вниз, в обеденный зал, то даже усмехнулся, глядя на то, как посетители, словно ни в чем не бывало, рассаживаются по своим местам, сетуя на то, что еда остыла и, словно бы не помня — почему это случилось, и кто тому был виной.
Багой возвышался за своей стойкой в окружении глиняных кружек и бутылей, незыблемый, как скала. Люди негромко переговаривались, обсуждая насущные проблемы или просто сплетничая. Словом, все было, как всегда. Привычный уклад. Маг удивился тому, как быстро он привык ко всему этому: стуку ложек, звуку отодвигаемых скамей, Багоеву густому басу, гомону десятков голосов, позвякиванию посуды. Он чувствовал себя… дома?
— Как я погляжу, ты еще не наигрался.
Голос Милианы был тих, спокоен, но Грехобор все равно уловил в нем зарождающийся гнев. Не желая снова ставить под удар «Кабаний Пятак», маг кивнул Повитухе, указывая на выход. Она поднялась и направилась прочь. Шли в молчании и, лишь отойдя на расстояние нескольких улиц от харчевни, он ответил спутнице:
— Я не играю.
Она топнула ногой:
— А что ты делаешь? Что. Ты. Делаешь?! — девушка отбросила за плечо тяжелую косу, до сего момента лежащую на груди. В этом движении было столько едва сдерживаемой ярости, столько… отчаяния. — Ты выбрал пару! Предложил кольцо! И кому? Обычной девчонке! Она даже не знахарка!
— Мили…
— Напомни, уж не ты ли говорил о невозможности обычной жизни для таких, как мы? Не ты ли убеждал, что рано или поздно эта… сила вырвется из‑под контроля? Тогда, зачем? Скажи, объясни!
Он всегда был с ней честен. Всегда. А потому не мог солгать и сейчас:
— Это не мое решение, Мили. Я не выбирал ее.
— Но тогда… — она развела руками, не понимая.
Пришлось пояснить:
— Я лишь хотел закончить свой путь. И предложил ей кольцо, чтобы умереть.
Мужчина грустно улыбнулся.
Повитуха смотрела на него с ужасом, прижав ладонь к губам, даже сделала шаг назад. Грехобор закрыл глаза и глубоко вздохнул, вспоминая события, сейчас казавшиеся такими далекими, почти неправдоподобными.
— Я почти сорвался. Почти. В одной деревне была девочка… она меня не заметила… сидела на траве, играла… только руку протяни… Заешь, когда на тебе сотни чужих грехов, сила становится еще злее, еще яростнее. Ее почти невозможно сдержать… — он отвернулся, посмотрел застывшим взглядом туда, где среди десятков крыш виднелась та самая — покрытая новой глиняной черепицей. Крыша «Кабаньего Пятака», кров, под которым сейчас спала женщина, которую подарили ему боги.