— Я тебя, чучело неблагодарное, научу уму-разуму!
ТРЕСТЬ!
Василиса подскочила. Звук тяжелой затрещины вывел ее из состояния созерцательного оцепенения.
Снова жалко мяукнуло существо, принявшее на себя удар. Живо оно там или нет, но спасение все равно летело к нему, колышась всем телом. Лиска кинулась на звук с проворством, несвойственным ее комплекции, а самое главное — ее топографическому кретинизму.
— Ой! — она не успела остановиться и чуть не влетела носом прямехонько в широкую грудь мужчины, выходящего из‑за угла. В последний момент девушка затормозила и, взмахнув пальцем перед лицом незнакомца, прорычала:
— Стой здесь и жди! Не двигайся даже!
Лиска ни на миг не задумалась о том, как выглядела при этом со стороны — этакая яростная кудрявая болонка выскочила из рассветного полумрака, тявкнула на опешившего путника и стремительно скрылась в проулке. Просто Моська, сорвавшаяся с привязи!
Однако спасение жалобно мяукающего существа нельзя было откладывать ни на секунду. Когда защитница примчалась к месту трагедии, ее взору открылась удивительная картина.
Возле распахнутой калитки покосившегося дома стоял, для верности держась за деревянный столбик забора, в дупель пьяный мужик. Он угрожающе покачивался из стороны в сторону, сжимая кулак, и источая дивные миазмы шагов на пять вокруг.
На дороге, перед этим отважным витязем скорчился бесформенный комок, похожий на ворох тряпья, сотрясающийся от дрожи и неуклюже пытающийся отползти.
— А ну стой! Стой, я сказал! — невнятно бузил дебошир, пытаясь наподдать ногой медленно ускользающей куче.
Впрочем, чтобы пинок состоялся, мужику следовало отпустить столбик забора, который служил ему точкой опоры и равновесия. А на это буян пойти не мог. После такого неосторожного поступка он рисковал незамедлительно оказаться в одинаковом положении со своей жертвой, то есть — на земле, на карачках и без возможности подняться. Поэтому он продолжал трясти кулаком и шипеть сквозь зубы:
— Ползи сюда, мразота проклятая. Быстро!
Васька, подбоченясь, наблюдала за этой феерией маразма, когда вдруг увидела, как куча мусора… послушно двинулась ближе к мучителю, чтобы ему было удобней ее пнуть!
— Когда ж ты сдохнешь‑то, а? Сколько лет уже мне душу мотаешь!
От злости пьянчужка совсем осмелел и даже отпустил деревянный столбик, служивший ему осью мирозданья. Увы. Закон земного притяжения в этой реальности действовал ничуть не хуже, чем в любом другой, поэтому бузотер потерял равновесие и рухнул на мостовую, матерясь на все лады.
Елозя по земле, словно майский жук, упавший на спину, мужичонка совсем осатанел. Он сучил ногами, дрыгал руками, но рыхлое тело не хотело подчиняться, а пузо только бессильно колыхалось из стороны в сторону. Василиска наблюдала эту омерзительную сцену и думала только об одном: «Угораздило же!» Да, зрелище было не для слабонервных. Вот, наконец, пьянчужка поднялся на четвереньки, потом, кое‑как, держась за забор, на ноги, наклонился, сгреб пятерней кучу тряпья и как следует встряхнул.