На последнем курсе филфака я увлеклась семиотикой, увидела некий фаталический смысл в науке о знаковых системах, принципах, выдвинутых впервые Чарлзом Пирсом. Его утверждение о том, что значение идеи состоит в ее практических последствиях, показалось мне весьма знаменательным для нашего рационального времени. Институтские наставники всерьез поговаривали об аспирантуре, но я предпочла стать женой рыбака, сеющей между его приходами с океана «разумное, доброе, вечное».
Только не вышло из меня ни достойной хранительницы домашнего очага, ни специалиста в области синтактики, семантики и прагматики, увы… Так, школьная учительница невысокого ординара и несостоявшаяся Пенелопа двадцатого века. Посредственная личность.
Но конспекты работ американского логика, основателя философии прагматизма, собственные размышления по поводу его идей зачем-то хранила всю жизнь. Зачем? Как напоминание о несостоявшейся линии жизни, наверное…
Если применить к сложившейся у нас со Стасом ситуации учение о знаках Чарлза Пирса, то это был как раз такой, предусмотренный американским философом случай. По Пирсу, «знак есть нечто А, обозначающее некоторый факт или объект В, для некоторой интерпретирующей мысли С…». Пирс считает, что при коммуникации эмоций знак-изображение и объект могут совпасть. Когда объект реально не существует, сама форма изображения является объектом.
Стас Решевский существовал реально и не существовал вовсе. Он исчез как объект коммуникации моих чувств к нему и продолжал существовать как форма изображения.
И когда обнаружила, что он уходит от меня, я испугалась. Не думаю, чтобы Решевский ушел когда-нибудь в житейском смысле, хотя ничто так часто не губит женщину, как ее самоуверенность. Только его «уход» был еще страшнее физического отсутствия.
Долгими ночами я мучилась в поисках решения. Как удержать Стаса, как сохранить власть над ним… У меня не было больше ни сил, ни времени идти новым путем проб и ошибок. При всей рассудочности своей, тяге к анализу, самокопанью я дорожила Стасом, да у меня и не нашлось бы человека ближе, чем он… Ведь судьба жестоко меня наказала за совершенное предательство: у нас не было с Решевским детей. И оставшуюся жизнь мы должны были прожить друг для друга. Но как в этой оставшейся сохранить Стаса таким, каким был он раньше?
Выход видела только в одном: уговорить его вернуться в море.
Уговорить… Да он, оказывается, все эти годы только и ждал, чтобы я заговорила о море. Вот тебе и власть над мужчиной… Эта его готовность чуть ли не сию же минуту броситься сломя голову на причал больно задела, оскорбила меня, но виду я не показала. Уж если решилась — терпи, голубушка… Теперь у тебя будет все как у жены рыбацкой.