– Для тебя же лучше соединиться с кем-то с твёрдой рукой. Ты смогла бы научиться дисциплине. Возможно, он окажется тем, кто научит тебя уважению.
У Тарин просто челюсть отпала. Она подумала, что отец игнорирует слухи, закрывает на них глаза, чтобы сбежать от вины. На самом-то деле он ничего не чувствовал.
Лэнс был полностью доволен идеей всучить её тому, кто станет её бить, и даже не разозлится за это на Роско.
Тарин шагнула вперёд и вторглась в его личное пространство. Ни одному волку не стоило так поступать со своим альфой, но в этот момент Лэнс не был ни её альфой, ни отцом.
Он был просто засранцем.
– Знаешь, впервые в жизни я рада, что здесь нет мамы. Если бы она услышала твои слова, они бы разбили ей сердце.
Лэнс рассмеялся.
– Ты забываешь, что она умерла до того, как стала очевидна твоя латентность. Она бы точно так же как и я не захотела иметь с тобой ничего общего.
Тарин улыбнулась. Она знала, что на самом-то деле отец не верит в свои слова, точно так же как знала, что матери было бы плевать на латентность.
– Знаешь, если бы ты сунул пальцы себе в уши, может это помешало бы тебе извергать изо рта всю эту пустую болтовню.
– Ах ты дерзкая маленькая стерва, – процедил он сквозь зубы, подняв руку, чтобы её ударить.
Тарин не съёжилась.
– Давай же, сделай это.
– Лучше бы тебе этого не делать, Лэнс, – донёсся голос от дверного проёма. Они обернулись и увидели снимающего кожаную куртку Роско в окружении двух охранников.
Как обычно он выглядел так, словно только что вернулся с фотосессии. Светловолосый бог, как его называли некоторые женщины. Тарин же больше считала его антихристом.
– Подписав договор, ты отписал её мне.
Другими словами, единственным, имеющим право её бить, был он сам.
– До церемонии соединения её альфа – я, Роско. Помни об этом.
– Будучи её парой, я считаю своим долгом защищать её, если ты распускаешь руки. – Роско повернулся к Тарин и улыбнулся. – Приятно снова тебя видеть, красотка.
Тарин почти вздрогнула. Выражение в его глазах было таким же, что и в тот момент, когда он её укусил.
Укус для волчицы оказался, сравни изнасилованию, и теперь она просто сходила с ума внутри Тарин – рычала, металась, выпускала когти.
Это больше всего злило Тарин в латентности. Когда внутренняя волчица приходила в бешенство, у её гнева и разочарования не было выхода, и Тарин чувствовала себя так, словно её грудь изнутри распирало давление.
Людям свойственно думать, что поскольку её волчица не проявляется физически, Тарин должна быть покорной и слабой духом. Она не знала, как обстоит дело с другими латентными волками, но это точно был не её случай.