Наташа решила не ждать повестки военкомата. Ночью она собрала свой вещевой мешок, повязалась большим шерстяным платком и, не дождавшись рассвета, сбежала по лестнице. Было еще темно. Она шла по опавшим листьям вдоль пустых московских бульваров, мимо баррикад, мимо противотанковых ежей, на запад, на юго-запад, в холодную ширь Калужского шоссе. Ни воинского удостоверения, ни командировочной у нее не было. Часовым она показывала комсомольский билет. До Красной Пахры ей верили. Между Пахрой и Архангельским (очевидно, фронт был где-то совсем недалеко) ее арестовали и отвели в штаб части. Из штаба Наташу направили не на самый передний край, а только в полевой госпиталь.
Начмед госпиталя встретил ее сухо:
— Образование?
— Трехмесячные курсы РОКК.
— Гм… маловато. Мало для медсестры. А кроме?
— Три курса литфака.
— Это еще туда-сюда. Пожалуй, даже достаточно… для писаря сортировочного отделения.
— Для писаря?
— Да. возможно, что справитесь.
Писарем?! Неужели для этого она шла сюда? Да она что угодно готова делать — мыть полы, горшки выносить, — только не писарем! Бумажная работа! И все это, недолго думая, она выложила начмеду.
Он слушал молча и вдруг закричал:
— Кру-гом! Марш из палатки!
Еще никогда никто так не кричал на нее. Наташа выбежала из палатки начмеда. Он вернул ее:
— Поворотов не знаете? Кру-гом!
И Наташа сделалась писарем.
Писать. Без конца писать. Называется — человек воюет! Что же делать, раз это нужно. Писать по-русски и по-латыни. Выводить буквы старательно и аккуратно. Ну и фронтовик!
— Но ведь вы добровольно стали солдатом, — говорил начмед. — Да или нет? Чего ж возмущаться?
Через неделю начмед мимоходом похвалил ее почерк. Показалось, что это издевка. Почерк! Тоже воинское мастерство! Она смолчала.
— Теперь вы умеете поворачиваться и знаете, в чем горькая соль солдатского ремесла, — сказал начмед. — Ни в чем не раскаиваетесь?
— Нет.
— Скоро будете принимать присягу.
И еще через три недели:
— Теперь я могу допустить вас непосредственно к раненым. Сдайте бумаги сержанту…