— Ийка, помоги мне, — сказала Наташа. — Я в деревню ходила хворост искать. Пустая деревня. Подхожу к бане, и вдруг из предбанника выскакивает корова. И веревка за ней мотается. Я сразу вспомнила про тебя — и петлю под ноги.
— Ох, если б мне так посчастливилось! — сказала Ийка.
— Да не все ли равно, кто привел. С ней еще всем нам повозиться придется…
— Ох, Наташа, какая же ты везучая! Ведь как раз сегодня я сама собиралась в деревню за хворостом…
— Ну, не глупи, Ийка! Чего мы время теряем? Беги, буди комиссара, и начнем для нее палатку раскидывать. Смотри, сколько я дров принесла!
— Не буду я ничего делать, — сказала Ийка, — не буду. Твоя корова, так и командуй ею.
С трудом сдерживая слезы, она вошла в палатку и с наслаждением услышала у себя за спиной:
— Ийка, так я ж без тебя не смогу…
Утром Наташа принесла в Ийкину палатку две банки молока.
— Хвалиться пришла? — спросила Ийка.
Не ответив, Наташа стала разливать молоко по кружкам.
Ийка удивленно посмотрела на нее и, сделав вид, что ничего не замечает, начала умывать раненых.
* * *
Машина пришла в госпиталь прямо с переднего края, минуя полковую санчасть и санбат, разрушенные прямым попаданием. Носилки были подвешены в три ряда. С верхних носилок улыбалась девушка с отличительными знаками связи в петлицах. Наташа подошла к ней.
В зеленоватых глазах девушки стояли слезы.
— Что с вами? — спросила Наташа.
— Ногу ломит, — ответила девушка и снова заулыбалась одним ртом, всхлипнула и достала платок.
Это была не улыбка, а характерная судорожная гримаса, с которой начинается столбняк.
Девушку вынесли из машины.
Раненый, лежавший на носилках второго ряда, схватил Наташу за руку и сказал:
— Спасибо, сестричка, спасибо! Спасибо, что детишек ко мне привела.
Он нежно погладил рукою воздух.
«Общее заражение крови», было написано на его медицинской карточке. Его тоже вынесли. Остальные молчали.
Наташа решила, что это бойцы латышской дивизии, которая воевала на этом участке.
— Lab diem, — сказала она по-латышски. — Добрый день.
Никто не ответил.
На нижних носилках лежал мужчина с запрокинутой Головой.
Она подошла ближе. Пульса не было ни у него, ни у его соседей. Ей казалось, что вся машина заполнена мертвыми.
Она бросилась к двери. Дверь не поддавалась. Очевидно, санитар, выносивший раненого, запер ее с наружной стороны. Наташа закрыла глаза и прижалась к стенке.
— А я? — спросил чей-то слабый голос.
Наташа вздрогнула.
— А я?
Раздвигая носилки, Наташа пробралась в угол машины.
Между двумя трупами — сверху и снизу — лежал на носилках молодой лейтенант с перевязанной головой. Из-под повязки выбивались волосы. Черты лица были мягкие, не совсем определившиеся. Темные брови сдвинулись, должно быть от боли, и лицо сразу стало взрослей.