Изредка взлетит ракета, ослепительно белая, лиловая или малиновая, вырвет кусок леса из мрака, приподымет над горизонтом черную завесу — и снова темно.
Прислушается Топорок. Чуть скрипнуло дерево. Шорох. Или это с верхушки осыпался снег? Нет, не ветка скрипнула, не осыпался снег — чьи-то крадущиеся шаги. Фриц с топором.
— Товарищ семьдесят пять! Немцы строят блиндаж на переднем крае. Разрешите огоньку? — говорит Топорок в трубку.
…Выжидающе притаились орудия батареи у заснеженной опушки леса. Потрескивают железные печурки в землянках.
Спокойно в чистых, уютных блиндажах. Так бывает иногда и на войне.
Знают огневики: не спят, не смыкаются их зоркие «глаза» на переднем крае.
— Чего ты хочешь больше всего на свете? — спрашивает Гайдай у Ермошева.
— Того же, чего и все, — разбить немца.
— Так того все хотят. А чего именно ты больше всего хочешь?
— А именно я больше всего хочу, чтобы ты в душу ко мне не лез, — отвечает Ермошев, подумав про себя, что больше всего хотел бы увидеть сейчас Анну — жену…
— Вот ведь ты какой!.. А я больше всего на свете хочу, чтобы второй фронт скорее открылся.
— Голубиная ты душа! — смеется Ермошев. — Нашел о чем печалиться. Да они его в самый раз откроют.
— Помнишь, когда мышка прибежала в сказке «О дедке да репке»? — спрашивает Гайдая Ванев-отец.
— А может, и раньше, — с надеждой говорит Гайдай.
— А я так больше всего хочу, — вздыхает Ванев-отец, — чтобы невестка моя сараи колхозные в покое оставила.
И снова — в какой уже раз! — он начинает жаловаться товарищам:
— Подумать только, десять лет работал главным кладовщиком в колхозе. Такие у меня там запасы добра — на пять пятилеток хватило бы. — Ванев-старший осторожно косится в сторону, где спит его сын. — И вот на тебе: вертихвостке этой, бабе его, доверили. Что она в инструменте поймет?
Ванев замолкает и присматривается к сыну.
— Спит, крепким сном спит, — шепчет Гайдай.
— Да я ему и в глаза скажу, — немного громче говорит Ванев-отец. — Развалит она хозяйство, что есть — разбазарит. Вернемся — опять мне все начинать…
— По местам!
Команда раздается внезапно. Но, оказывается, только ее и ждали. Мгновенно ломается тишина.
Через несколько секунд расчеты у орудий.
— …фугасный! Навести и доложить.
— Первому один снаряд — огонь!
— Лев, выстрел, — сообщает связист Топорку.
Правее себя Топорок слышит разрыв. Нет, это не там, где нужно.
— Товарищ семьдесять пять, право тридцать.
— Левее! — раздается на батарее.
— Лев, выстрел, — сообщает связист.
— Точно!
Ермошев ошибается редко.
— Четыре снаряда, беглый огонь!
На немецком переднем крае прямо перед Топорком взлетают тяжелые султаны земли. С грохотом падают доски и бревна.