Из угла землянки был извлечен деревянный ящик, доверху наполненный румяными «верненскими» яблоками.
— За ваше здоровье!
Они ударяли яблоко о яблоко так, будто держали в руках бокалы с шампанским. Им было весело. И обеим казалось, что они уже давно знакомы.
— Откуда это у тебя? — спросила Алла.
— Посылку получила сегодня.
Она показала на крышку ящика. Под номером полевой почты батареи стоял обратный адрес: «Андрей Первухин. Алма-Ата Улица…».
— Был у меня раненый такой, наводчик наш…
В углу ящика из-под яблок выглянул голубоватый лоскут.
— Что это? — воскликнула Алла.
— Не знаю.
Девушки с любопытством разгребли яблоки и вытащили сильно помятое бумажное платье в голубой горошек.
Наташа прикинула платье к плечам.
— Чудесно! — захлопала в ладоши Алла.
— А теперь ты примерь, — попросила Наташа.
Алла сбросила гимнастерку и надела платье.
— Будто по тебе шито, — сказала Наташа. — Знаешь что, носи его, а?
— А ты?
— Да когда же мне его тут надевать, на батарее? У вас в штабе спокойнее.
Когда Алла снова оделась в военное, Наташа завернула платье в газету и засунула сверток в Аллину полевую сумку.
— Не возражать начальству, товарищ младший сержант, — сказала она.
Алла чувствовала к Наташе большое расположение. Но к расположению примешивалось еще какое-то менее приятное чувство — может быть, зависть.
Алла была в армии с того дня, когда всех работников почты, где она служила, собрали в кабинет заведующего и сказали, что началась война. Она успела уже поработать и в госпитале, и в санбате, и в стрелковом полку.
Сколько людей прошло за это время через ее руки! Но не было ни одного, который бы вспомнил о ней уехав.
Зато многие были внимательны к ней, пока видели ее ежедневно. И пусть Наташа не думает…
— А теперь посмотри на мои обновки, — сказала Алла. — Хочешь?
— Конечно!
Алла провела рукой по начищенной медной пряжке кожаной портупеи.
— Комсоставская.
Она подняла с лежанки двубортную, аккуратно сшитую шинель с золотыми пуговицами.
— А это начальник ОВС постарался.
Алла вытянула ногу, обутую в изящный хромовый сапожек.
— Нравится?
— Очень.
— Джимми… Сосед наш — командир саперного батальона — в своей мастерской заказал. А ты чего зеваешь? — Алла только сейчас разглядела, как одета Наташа. — Раньше меня в полку, а во всем солдатском.
— Что ж тут такого? Я и правда солдат.
— Да, но ты девушка. Как же можно так? Сапоги огромные, гимнастерка полинялая.
Алла говорила теперь тоном, в котором звучали покровительственные нотки. Она оглядывала Наташу со всех сторон и откровенно сокрушалась, не без удовольствия чувствуя свое превосходство и даже желая чем-то смягчить его. Теперь ее самолюбие было вполне удовлетворено, и потому Наташа снова казалась ей совершенно замечательной. И она искренне была готова сделать для Наташи все что угодно.