– С чего ты взял, что он невиновен? – спросила наконец Каролина. – Так ведь каждый воришка утверждает.
Тойбер покачал головой.
– Он – другое дело. Кто-то его подставил. Третий дознаватель… – Он задумался на мгновение. – Ублюдок заставляет меня пытать беднягу так, как я еще никого не пытал. Знает про него вещи, которые ему знать бы не положено. И хочет прикончить его не за то, что Куизль пошел против закона, а из-за какой-то стародавней истории. И убить хочет моими руками.
– Так они всех убивают твоими руками, – засмеялась Каролина.
Филипп шлепнул себя по ляжке.
– Да как ты не уразумеешь? В этот раз все по-другому! Я пытаю невинного и при этом помогаю кому-то с расплатой. А настоящий убийца разгуливает на свободе! Может, он еще кого-нибудь прикончит…
Каролина вздохнула.
– А ты что хочешь сделать? Если откажешься пытать его, они наймут другого палача, сын живодера давно ждет своего часа. А нас просто выгонят из города. Ты этого хочешь?
Тойбер замотал головой.
– Нет, Боже упаси! Но, быть может, есть и другая возможность.
Каролина пристально посмотрела на мужа.
– Что ты хочешь сказать этим? Объясни! – Внезапно она все поняла, и глаза ее недоверчиво сузились. – Ты ведь не собираешься…
Палач ничего не ответил. Он прошел к дальней стене, где стоял громадный шкаф высотой в человеческий рост, приоткрыл дверцу и вынул из потайного ящичка связку ржавых ключей. Поднял, словно святую реликвию, на вытянутой руке и тихонько позвенел.
– Ключи к камерам в ратуше, – проговорил он едва слышно. – Прежний староста Варфоломей Мархтхальтер, помилуй Господи его душу, много лет назад велел изготовить мне эту связку, потому что слишком был ленив и не желал таскаться со мной на каждый допрос. Мархтхальтер давно помер, и об этих ключах знаю, наверное, только я. А теперь и ты.
Каролина встала с сундука и взяла у Тойбера связку.
– Ты понимаешь, насколько это опасно? – прошипела она. – Остаются ведь еще стражники. Если на тебя падет хоть малейшее подозрение, то тебя повесят, а меня с детьми плетьми выгонят из города!
Палач обнял жену за плечи и неуклюже погладил по щеке.
– Мы всегда все делали сообща, – прошептал он. – И если ты против, я этого никогда сделать не посмею.
Надолго воцарилось молчание. Только слышался за дверью плач младшенького: видимо, искал маму.
– Дети в тебе души не чают, – сказала вдруг Каролина. – Если с тобой что-то случится, они тебе никогда не простят.
Тойбер осторожно убрал ей прядь со лба.
– И вряд ли они простят меня, если я окажусь бессовестным и трусливым ублюдком. – Он криво усмехнулся. – И ты? Сможешь и дальше такого любить?