– Почему? – спросил тот, уже засыпая.
– Что почему?
– Не надо было этого делать. Это… опасно. У тебя семья…
Филипп помолчал, прежде чем ответить.
– Ты один из нас, Куизль. Такой же отверженный, как и я. Как я, кормишь семью, и я знаю, что ты невиновен. Кто-то решил тебя здорово проучить, какой-то ублюдок из совета прямо-таки ополчился против тебя. А руки за него марать должен я… За дурака меня держат. Но мы-то, палачи, не дураки, верно я говорю? Грязные – да. Но не безмозглые.
Однако Куизль уже крепко спал.
Тойбер накрыл его одеялом, выбрался через тесный проход в кладовую и придвинул бочку на место. Утром он еще вернется – с травами и лекарствами, чтобы хоть немного облегчить страдания своего собрата.
Палач поднялся по лестнице и вышел в ночную прохладу. Вскоре к нему вышла Доротея. Она стиснула его руку, и от прежней ее холодной расчетливости не осталось и следа. Некоторое время оба молча смотрели в звездное небо.
– Ты и в самом деле уверен, что он невиновен? – спросила наконец Доротея.
Тойбер кивнул.
– Я ни в чем еще не был так уверен. Надолго он тут не останется, обещаю. Пару дней всего, пока не окрепнет малость.
Доротея вздохнула.
– Ты хоть понимаешь, на что я сейчас подписалась? Завтра у меня тут половина совета будет, а уж про солдат я вообще молчу. Если хоть один из них увидит этого душегуба…
– Тея, прошу тебя, – Тойбер убрал седой локон со лба подруги и посмотрел ей в глаза. – Один только раз.
Палач знал, что может положиться не Доротею, но и понимал, насколько это опасно для них обоих. Филипп знал Толстуху Тею почти двадцать лет. Она начинала простой уличной девкой, а теперь содержала целый бордель в башне и стала самой известной шлюхой Регенсбурга. Но Тойбер понимал: любая оплошность или поклеп, одно только слово из совета – и Доротея снова окажется там же, где и начинала. В какой-нибудь подворотне.
– У дочери как дела? – неожиданно спросил он, чтобы отвлечь Тею от мрачных мыслей. – Все такая же красавица, какой я ее помню?
Доротея улыбнулась.
– Еще красивее. И хорошо это понимает. Приходится прятать ее от гостей, иначе проходу не дадут… – Потом лицо ее снова стало серьезным. – Хочу, чтобы Кристине жилось лучше, чем мне. Завтра к нам весь совет пожалует, тогда и кошелек чуть растолстеет. Как знать, может, я потом и завяжу. Выйду за какого-нибудь молодцеватого переплетчика и буду только перед ним ноги раздвигать.
Тойбер усмехнулся.
– А я бы повременил на твоем месте. Через пару месяцев тут Рейхстаг соберется, у тебя отбоя не будет от всевозможных послов. Заработаешь столько, что деньгами гадить можно будет… – Он вдруг кое-что вспомнил. – Раз уж у тебя тут завтра советники будут, можешь кое-что выяснить для меня?