– Всем-всем расскажу, что вы, как бык племенной, на собственную служанку влезали, а потом спорыньей ее накормили, – зашептала Магдалена. – Вечно мы, женщины, за похоть мужскую расплачиваемся. Но не в этот раз!
Хитрые глазки пекаря сверкнули холодным блеском.
– Ну да, и кто же вам поверит? – прошипел он. – Дочь палача и бестолковый сын полевого хирурга… Вот так парочка! Идите, расскажите всему городу про меня. И тогда, клянусь, я вашу жизнь в ад превращу.
– Моя жизнь и так на ад похожа. – Магдалена развернулась к выходу и потащила за собой Симона.
Лекарь в последний раз взглянул на Бертхольда и насмешливо поклонился на прощание.
– Если вас снова понос или запор скрутит, – проговорил он с подчеркнутой вежливостью, – то вы знаете, где меня искать.
Они вместе вышли на улицу; за их спинами слышались приглушенные вопли Михаэля Бертхольда, осыпавшего их отборной бранью. Перед дверью до сих пор толпились зеваки. Магдалена остановилась на мгновение и оглядела собравшихся. Лица их не выражали ничего, кроме пренебрежения и отвращения.
«Дочь палача и бестолковый сын полевого хирурга. Вот так парочка…»
Девушка тут же утратила всякую уверенность, что им хоть кто-то поверит. Крестьяне и ремесленники расступились перед ними, образовав живой коридор. Все старались встать подальше от них, словно эти двое болели чем-то заразным.
Симон с Магдаленой двинулись в сторону Речных ворот, и, пока не скрылись из виду, горожане не сводили с них цепких взглядов.
Шонгау, ночь с 13 на 14 августа
1662 года от Рождества Христова
Поздно ночью Симона разбудил шум перед домом. Лекарь схватился за стилет, который всегда держал на сундуке возле кровати. Затем громыхнула входная дверь, и, заслышав грязную ругань, Симон понял, что это всего-навсего вернулся отец – видимо, доплелся-таки до дома из какого-нибудь кабака за городской площадью.
Симон потер глаза и потянулся. Уже с самого вечера он собирался поговорить с отцом по поводу спорыньи. Но Бонифаций Фронвизер бесследно пропал. Повода для беспокойства, в общем-то, не было. В последнее время старик все чаще начал пропадать из дому и не появлялся целыми днями – напивался в трактирах Шонгау, Альтенштадта или Пайтинга. Когда у него наконец заканчивались деньги, он высыпался где-нибудь в сарае и с распухшим с похмелья лицом возвращался домой. Успокаивался на пару недель, а потом все начиналось сначала. Симон не сомневался, что и заработанные за спорынью два гульдена отец с широкой душой спустил в ближайших кабаках.
Молодой лекарь вздохнул и взял с сундука возле кровати кружку с холодным кофе. Горький напиток поможет ему с меньшими потерями пережить причуды отца: в последнее время они жили как кошка с собакой. Бонифаций Фронвизер в прежние времена был полевым хирургом, затем подыскал себе место городского лекаря и осел в Шонгау. Мать Симона давным-давно умерла, и отец пожелал, чтобы на долю сына выпала лучшая жизнь. Поэтому он отправил Симона учиться в университет Ингольштадта, но тот вместо учебы в основном тратил деньги на модную одежду, азартные игры и красивых женщин. В конце концов он, так и не окончив университета, вернулся домой. Примерно в это же время отец и начал пить.