В конце концов Анна-Мария не вытерпела. Она отложила в сторону пестик и провела рукой по черным волосам мужа, в которых уже появились первые седые пряди.
– Что случилось, Якоб? – спросила она вполголоса. – Может, расскажешь, что произошло в Регенсбурге?
Палач медленно покачал головой.
– Не сегодня. Мне нужно время.
Так прошло еще какое-то время. Наконец Куизль прокашлялся и посмотрел жене в глаза.
– Я только вот что хотел узнать… – начал он неуверенно. – Тогда в… Вайденфельде, когда я впервые встретил тебя…
Анна-Мария поджала губы и отстранилась от него.
– Мы ведь решили больше не говорить об этом, – прошептала она. – Ты обещал мне тогда.
Куизль кивнул.
– Помню. Но иначе никак, это хуже любой пытки.
– И что же ты хочешь знать?
– Тебя кто-нибудь из них тронул? В том смысле… успели они над тобой надругаться? Леттнер, например, этот ублюдок? – Куизль обхватил жену за плечи. – Молю тебя, скажи мне правду! Это был Леттнер? Клянусь, что между нами все останется по-прежнему.
Воцарилось молчание, и слышался лишь треск поленьев в камине.
– Зачем тебе это знать? – спросила наконец Анна-Мария. – Почему нельзя оставить все как было? Зачем ты заставляешь меня страдать?
– Боже праведный, да или нет?!
Анна-Мария встала и перевернула распятие в красном углу, так что резной Иисус уставился в стену.
– Ему этого знать не следует, – прошептала она. – Никому не следует, кроме нас.
Затем она начала сбивчиво рассказывать. Женщина не прерывалась ни на секунду; голос ее звучал твердо и монотонно, словно маятник раскачивался.
– Ты не забыл еще, как я потом отмывалась? – спросила она под конец, уставившись в пустоту. – Я мылась тогда часами. В ледяных ручьях, что попадались нам по пути, в реках, прудах, в каждой луже. Но это не помогло, грязь так и осталась. Это словно клеймо, которое я одна вижу.
– Ты о многом умалчивала, – пробормотал Якоб. – До сегодняшнего дня ты не рассказывала об этом.
Анна-Мария закрыла ненадолго глаза, а затем продолжила:
– Когда мы приехали в Ингольштадт, я сбежала от тебя ненадолго. Я была у старой знахарки, возле реки. Она дала мне порошок, чтобы исторгнуть из себя это. Он вышел вместе с кровью, это был лишь… всего лишь красный сгусток, как порченая каша… – Слезы выступили у нее на глазах. – А через неделю мы первый раз сблизились. Я прижалась к тебе и ни о чем больше не думала.
Куизль кивнул, взгляд его устремлен был куда-то в прошлое.
– Ты мне всю спину тогда расцарапала. Я все понять не мог, от боли или от желания.
Анна-Мария улыбнулась.
– Желание помогло мне забыть о боли. Желание и любовь.