Она падает в темноту с привкусом лимона и мяты, со слабым запахом шерсти. Падение длится и длится, Евдокия очень устает падать, и от усталости, верно, начинает вспоминать.
День первый.
Рассвет. И дверь, которая рассыпается прахом. Белесое небо с седыми нитями облаков. Острый живой запах травы…
Наследник престола садится на порог, вытягивает какие-то несоразмерно длинные ноги и зевает широко, мрачно.
— А все-таки жизнь — чудесная штука, дамы… вы не находите?
Ему не отвечают.
Эржбета садится на ступеньки, а Габрисия — рядом с ней, обнимает за плечи, словно утешая. Или сама утешаясь. Мазена держится в стороне, на ногах, ибо гордость Радомилов мешает ей быть вместе со всеми, но во взгляде ее — глухая тоска.
И Евдокии жаль Мазену.
Какой смысл в гордости, если нельзя быть счастливым?
— Солнце, — говорит Себастьян и, тронув за плечо, просит: — Отвернись. Не надо, чтобы ты это видела.
Солнце.
И время луны иссякло. Сама она, белая, блеклая, еще виднеется, висит бельмом в мутном глазу неба… но пора…
Страх колет: сумеет ли Лихо вернуться?
Не тогда, когда она смотрит.
Она стоит, глядя на стену, покрывшуюся узором трещин, выискивает в них знаки судьбы, пытается прочесть свое будущее, несомненно, счастливое.
Как иначе?
Никак.
— Ева? — этот голос заставляет сердце нестись вскачь. — Ты…
— Я…
Он почему-то мокрый весь.
И голый.
И Аленка отворачивается, только острые уши краснеют. Себастьян же, смерив брата взглядом, говорит:
— Уж извини… я и сам почти… но могу подъюбником поделиться.
— Делись, — Лихо на предложение столь щедрое соглашается. — Ева, ты…
— Со мной все хорошо…
Мокрый и горячий… волосы растрепались, рассыпались по плечам, на которых блестят капли пота. И дышит тяжело, с перерывом. Сердце же бьется быстро-быстро.
— С нами все хорошо… будет.
Она обнимает его, неловко, но… как умеет, и плевать, что смотрят.
— Конечно, — дрогнувшим голосом отвечает Лихо. — С нами все будет хорошо…
…знал?
Понимал. Он, и Себастьян, который отвернулся, кулаки стиснув… и Аврелий Яковлевич… и наверное тот, другой, неприметный ведьмак, устроившийся у черного камня. Он сидел, скрестив ноги, сгорбившись, и глядел на людей искоса, точно не ждал от них не то, что благодарности, но и вовсе ничего хорошего. Когда и откуда появилась королевская гвардия, Евдокия так и не поняла.
— Ева, мне пора, — сказал Лихо и, наклонившись, поцеловал в макушку. — Мне придется… исчезнуть… ненадолго.
— Куда?
— Бес за тобой присмотрит, только… — Лихо наклонился к самому уху. — Если начнет приставать, то ты его канделябром… он очень впечатлился…